Wednesday, June 4, 2014

6 О.Р.Айрапетов Генералы либералы и предприниматели


8  РАБОТА НА РЕВОЛЮЦИЮ
но, что Главное Артиллерийское управление отказалось от него. Однако сам факт этого предложения многое объясняет в том поведении, а вернее, в той игре, которую вел руководитель ЦВПК.
   В ответ на действия военных на Путиловском начались волнения на других заводах Петрограда. В основном они охватили предприятия, расположенные на Выборгской стороне. В забастовках приняли участие десятки тысяч человек, причем часть рабочих, не желавших принимать участие в беспорядках, снимались забастовщиками с рабочих мест силой546. Эти события обеспокоили Ставку, и в феврале 1916 года ген. М.В. Алексеев подал императору докладную записку о желательности разгрузить Петроград от рабочих путем эвакуации части заводов в глубь страны547. Записка не получила одобрения Николая II, но ясно одно - жесткие меры по отношению к забастовочному движению, чистка предприятий и организаций, ставших прибежищем для подрывных элементов, - все это находило понимание в Могилеве. Все это вызывало сопротивление в Рабочей Группе ЦВПК, которая в февральские дни 1916 года выступила с обращением, которое по цензурным соображениям не было напечатано, однако получило при этом широкую огласку.
«Рабочая Группа, прежде всего, - говорилось в обращении, -считает своей обязанностью заявить, что главную причину движения она усматривает в глубоком недовольствии масс своим экономическим и особенно правовым положением, которое за время войны не только не улучшилось, но претерпевает резкое ухудшение. Целый ряд законов, произведенных в порядке 87 ст., порядки и обязательные постановления военной власти, отдающей рабочих в распоряжение военно-полевых судов, превращающая рабочие массы, лишенные к тому же малейшей видимости свободы коалиций, в закрепощенных рабов, определенно толкает их к стихийному протесту. Стачка становится единственным выходом,
171

ГЕНЕРАЛЫ, ЛИБЕРАЛЫ И ПРЕДПРИНИМАТЕЛИ
в который по всяким заводам выливается такой протест. Считая стачку одной из вполне законных форм рабочего движения, Рабочая Группа, однако, не забывает о том, что прибегающий к этому оружию защиты своих интересов рабочий класс не может не учитывать в каждый данный момент всех обстоятельств окружающей обстановки. Обстоятельства же, сложившиеся вокруг настоящего движения, определенно неблагоприятны для рабочего класса. Разрозненные изолированные от движения рабочих других городов и от движения всех других прогрессивных слоев общества попытки, в форме стачечных протестов, отдельных частей рабочего класса создают положение, при котором подобные стихийные вспышки лишь ослабляют и разбивают нарастающий конфликт всего русского общества с властью»548.
   Группа призвала к немедленному созыву общего собрания выборщиков в ВПК для обсуждения сложившейся ситуации. Неудивительно, что именно в это время Рабочая Группа при полной поддержке Гучкова фактически призывала вернуться к идее созыва Всероссийского Рабочего съезда. Впервые эта идея прозвучала в ее декларации от 3 декабря 1915 г., и получила полную поддержку бюро ЦВПК на заседании 21 декабря 1915 г.. 26-29 февраля 1916 г. за эту идею единогласно проголосовали делегаты Всероссийского съезда ВПК, была создана организационная комиссия и выработана программа будущего съезда. Она включала в себя следующие пункты: 1) отношение рабочих к современному положению страны; 2) дороговизна жизни и продовольственный кризис; 3) экономическое положение рабочих и охрана труда во время войны; 4) рабочие и жертвы войны (инвалиды, беженцы и проч.); 5) отношение к Военно-Промышленным Комитетам; 6) выборы в Центральный ВПК549.
   Гучков мог быть доволен - возникала перспектива создания контролируемого его организацией всероссийского
172

8, РАБОТА НА РЕВОЛЮЦИЮ
рабочего движения. Контролировать конфликты между рабочими и предпринимателями ЦВПК удавалось немногим лучше, чем выполнять военные заказы. Из 12 случаев вмешательства с января 1916 по январь 1917 года успеха удалось достичь всего дважды: при первом (см. выше) - и послед-нием конфликте, когда в январе 1917 года забастовали рабочие объединенных мастерских высших учебных заведений, выполнявших заказы Механического Отдела ЦВПК. Переговоры руководства ЦВПК с руководителями данного отдела при участии представителя Рабочей Группы Г. Е. Брейдо увенчались успехом550.
   Мобилизация промышленности на нужды фронта требовала известной степени милитаризации тыла, милитаризации труда. Такова была логика войны XX века. Необходимо отметить, что часть предпринимателей понимала это и подталкивала военных к принятию соответственных решений. 13 мая 1916 года «Русское общество для изготовления снарядов и военных припасов» обратилось в ГАУ с предложением. Общество строило в Юзовке завод для производства тяжелых снарядов, который планировало запустить через 10 месяцев. Его годовая производительность равнялась 1,5 млн. 6-дюймовых и 2 млн. 48-линейных снарядов. Предполагаемые цены были ниже льготных, предложенных осенью 1915 г. путиловскими заводами. Общество просило значительный аванс (65%), соглашалось на неустойку в случае срыва поставок. Но главное - у ГАУ просили от 10 до 12 тыс. солдат в качестве рабочих рук. Военная экономика требовала дешевой и хорошо организованной, дисциплинированной рабочей силы. Уже через 5,5 месяцев заводы Общества производили до 8 тыс. 6-дюймовых бомб в месяц551.
   А в это время ЦВПК продолжал вмешиваться в забастовки. В мае 1916 г. рабочие Металлургического завода Никополь-Мариупольского общества потребовали повышения зарплаты, администрация отказалась. Началась стачка, вслед за этим последовал расчет и призыв военнообязан-
173

ГЕНЕРАЛЫ, ЛИБЕРАЛЫ И ПРЕДПРИНИМАТЕЛИ
ных. При этом 41 человек были лишены права на 7-дневную отсрочку для перехода на другое предприятие. Эти люди обратились в ЦВПК с просьбой помочь им вернуться домой и устроиться на работу на другие заводы. 4 июня 1916 года ЦВПК обратился в Генеральный Штаб с ходатайством о возвращении этих рабочих в тыл. Последовал отказ552.
   Неудивительно, что именно в конце мая - начале июня 1916 года начальник Главного артиллерийского управления ген. А.А. Маниковский обратился к своему другу - ген. Е.З.Барсукову, начальнику управления полевого генерал-инспектора артиллерии при Верховном Главнокомандующем, с письмом, содержание которого предполагало ознакомление с ним ген. М.В.Алексеева. Маниковский предлагал «принять особые меры к восстановлению в тылу единой твердой власти». Еще ранее, в марте 1916 года, во время своих визитов в Ставку Маниковский выступал в пользу мобилизации военной промышленности. О рабочих казенных заводов глава ГАУ говорил, «что с ними нужна твердая власть и вникание в их материальные условия»553.
   Генерал выдвинул проект создания целой сети военных заводов, которые должны были решить не только текущие, но и перспективные потребности армии в промышленном производстве. Главная цель этой программы заключалась в достижении полной независимости Вооруженных сил страны от заграничных поставок. Всего в данную программу, утвержденную ОСО по обороне, было включено 37 заводов, на сооружение которых требовалось бы затратить свыше 607 млн. руб"4. На вопрос Б. В. Штюрмера, зачем России такая огромная программа, Маниковский ответил: «Для того чтобы Вашему превосходительству не пришлось бессильно сидеть на новом постыдном Берлинском конгрессе...»555
   В рабочем вопросе и в отношении к мобилизации он расходился с Военным министром - генералом Поливановым. Однако эти взгляды были не так уж чужды Штюрмеру, который в это же время в разговоре с императрицей выска-
174

8  РАБОТА НА РЕВОЛЮЦИЮ
зал мысль о желательности мобилизации промышленности. Однако, как и следовало ожидать, Дума тормозила обсуждение этого проекта556. М. В. Родзянко категорически противился различным планам милитаризации труда еще на уровне рассмотрения их в ОСО по обороне, считая, что такого рода программа может быть осуществлена только через законодательный орган557. Тем временем ряд забастовок поставил под реальную угрозу выполнение военных планов.

-9-
Сгавка,ГАУиЦВПК
                        генерал М.В. Алексеев, действительно ознакомившийся с письмом Маниковского, представил императору доклад о желательности проведения в жизнь программы ГАУ, фактически диктатуры, возглавлять которую должен был «Верховный министр государственной обороны». Последний должен был получить в тылу исключительные полномочия, равноценные таковым же у Главнокомандующего на фронте. Вне пределов театра военных действий министру государственной обороны предполагалось подчинить, во имя наиболее полного удовлетворения интересов армии, все государственные и общественные учреждения, включая министерства. Сам диктатор был подотчетен исключительно императору558.
   Ходили слухи о возможности кандидатуры на этот пост Вел. кн. Сергея Михайловича, возможно, небезосновательные, если учесть, что сама идея зародилась в недрах его ведомства. Однако представляется маловероятным, чтобы Алексеев поддержал Великого князя в этой части проекта -он не был авторитетной фигурой ни для Алексеева, ни для императора. Представляется, что М.В.Флоринский прав, предполагая, что М.В.Алексеев дал ход записке Маниковского, имея в виду назначение на пост «Верховного министра государственной обороны» или самого себя, или кого-ни-
176

9 СТАВКА, ГАУ И ЦВПК
будь из своего окружения559.
   Правда, на мой взгляд, в окружении генерала в Ставке человека, который мог бы соответствовать требованиям, предъявляемым подобным постом, просто не было. Естественно, что план Алексеева вызвал сопротивление со стороны премьер-министра Б. В. Штюрмера, так его реализация фактически привела бы к ликвидации власти главы правительства. В результате на совещании Совета министров в Ставке 28 июня 1916 года с присутствием М. В. Алексеева его план не был поддержан. Большинство министров поддержали Штюрмера. Было принято решение проводить централизацию управления военной экономикой в рамках существующего законодательства и правительства560.
   «Алексеев не считается с Штюрмером, - писала императрица мужу после разговора со Штюрмером 14 августа 1916 года, - он прекрасно дал почувствовать это остальным министрам, - быть может, потому, что он штатский, а с военным больше считались бы»561. Этот разговор произошел после того, как 1 июля 1916 года было принято решение об Особом совещании министров под председательством Штюрмера, то есть правительство продолжило линию осени предыдущего года. То же самое можно сказать и о его либеральных оппонентах, но только теперь у премьер-министра появлялся еще один противник - Начальник Штаба Главковерха, все активнее вторгавшийся в вопросы внутренней политики.
   Представитель британской военной разведки в Петрограде полк. Самуэль Хор 20 января 1917 года отправил в Лондон свой анализ сложившейся в России ситуации и возможных выходов из нее: «По моему мнению, возможны три варианта развития событий Дума или армия могут провозгласить Временное правительство. Я сам не думаю, что это произойдет, хотя эти события гораздо ближе, чем можно себе представить (курсив мой. - АО.). Во-вторых, император может отступить, как он отступил в 1906 году, когда бы-
177

ГЕНЕРАЛЫ, ЛИБЕРАЛЫ И ПРЕДПРИНИМАТЕЛИ
ла установлена Дума. В-третьих, все может продолжать дрейф от плохого к худшему, что и происходит сейчас. Вторая и третья альтернатива кажутся мне наиболее возможными, и, из этих двух, по моему мнению, наиболее вероятной является третья»562. Английскому разведчику вторит русский офицер, тесно связанный с кружком Гучкова: «Город был полон слухов о заговорах, о готовящемся восстании. Шло брожение в гарнизоне Петрограда. Недавнее убийство Распутина явно говорило, что надвигаются серьезные события»563.
   Особенностью сложившейся ситуации Хор считал усиление влияния армии, к лидерам которой впервые за время войны обращаются с предложениями активизации своей позиции деятели общественного движения - как частным образом, так и через различные организации. Этот анализ хорошо соотносится с оценкой политического положения в России в конце 1916 - начале 1917 годов, данной ген. Воейковым. Он перечисляет пять центров «революционного брожения», которые я бы предпочел назвать центрами политической оппозиции: 1) Государственная Дума во главе с М.В. Родзянко; 2) Земский Союз во главе с кн. Г.Е. Львовым; 3) Городской Союз во главе с М.В.Челноковым; 4) Военно-Про-мышленный Комитет во главе с А.И. Гучковым (необходимо отметить, что в Англии эта фигура была хорошо известна -«Тайме» еще в 1915 году называл его «русским Ллойд-Джорджем» и сравнивал ВПК с Министерством боеприпасов); 5) Ставка во главе с М.В. Алексеевым564.
   Гучков имел все основания быть недовольным - правительство неизменно сокращало финансирование ВПК, не справлявшихся со взятыми заказами. Если с середины 1915 г. до 1 февраля 1916 г., т. е. за 8 месяцев Механический отдел ВПК получил заказов на 129 млн. руб., то за 12 месяцев, с 1 февраля 1916 г. по 1 февраля 1917 г., сумма заказов этого отдела составила только 41 млн. руб. Чем хуже шли дела у комитетов, тем агрессивнее становились их требования смены политического курса и «ответственного министерства*
565
178

9 СТАВКА, ГАУ И ЦВПК
    Все это происходило на фоне забастовочной активности в столице, основной причиной которой сам ЦВПК склонен был считать... слухи. С начала октября 1916 г. по Петрограду стали широко распространяться слухи о каких-то чрезвычайных событиях, якобы происходивших в Москве, Харькове и некоторых других провинциальных городах. Возникло тревожное положение. Корреспонденты Рабочей Группы сообщали «о крайне повышенном, возбужденном настроении рабочих... достаточно было малейшего шума, падения листа железа, чтобы рабочие остановили станки и устремились к выходу»566. 17 октября Рабочая Группа выпустила воззвание, рекомендуя рабочему классу быть настороже, так как в настоящее время выступление может привести к поражению. В этом воззвании, между прочим, говорилось:
«В последние дни все чаще и все настойчивее по фабрикам и заводам Петрограда распространяются самые тревожные и возбуждающие слухи. Передают: на таком-то заводе обрушилось здание и задавило сотни рабочих; на такой-то фабрике произошел взрыв, причем погибли сотни работающих там людей. На днях широко распространились слухи о том, что вся Москва охвачена восстанием, что московская полиция забастовала, что вызванные войска отказались стрелять и т. д. Одновременно с этим, подобные же слухи, но уже о восстании в Петрограде, о разгроме Гостиного двора, - распространяются в Москве. В Харькове рассказывают о революции в Москве, а в Москве - о революции в Харькове. При проверке эти слухи оказываются выдумкой»567.
   17 октября на заводах «Русский Рено», «Лесснер», «Эрик-сон», «Айваз», «Нобель», Металлический, «Барановский». Феликс Сикорский, Щетинин, Сименс-Шукерт, «Динамо» и многих других начались забастовки. Они носили стихийный и неорганизованный характер, не было никаких политических лозунгов и экономических требований. Воззвание Рабочей Группы было задержано военной цензурой и по-
179

ГЕНЕРАЛЫ, ЛИБЕРАЛЫ И ПРЕДПРИНИМАТЕЛИ
явилось в газетах с купюрами в момент, когда уже начались массовые стачки. 21-22 октября 1916 г. все успокоилось также внезапно, как и началось568. Нелегально вернувшийся в октябре 1916 года из Швеции, большевик А.Г. Шляпников вспоминал: «Оппозиционное настроение буржуазии и «обывателя», по существу, мелкого буржуа, создавало весьма подходящую атмосферу для революционных выступлений рабочих. Не прекращавшиеся конфликты Государственной Думы с царским правительством также содействовали росту оппозиционных настроений даже у наиболее умеренной части буржуазии»569.
   24-26 октября 1916 г. по инициативе Рабочей Группы было созвана Комиссия по организации труда. На ее заседаниях забастовочная активность была названа результатом деятельности безответственных лиц. Группа рекомендовала рабочим вернуться к станкам и прекратить забастовки. Одновременно с этим, без ведома Бюро и Президиума ЦВПК, она обратилась к Думе с «представлением по поводу переживаемых тревожных событий». Оно заканчивалось следующим заявлением: «Мы полагаем, что Государственной Думой должно быть немедленно предъявлено решительное требование к власти: 1. Открыть все закрытые распоряжением военного начальства фабрики и заводы; 2. Рассчитанных рабочих принять обратно, арестованных освободить, посланных на фронт возвратить на заводы; 3- Убрать от заводов и из рабочих кварталов полицейские патрули и усиленные наряды, нервирующие и раздражающие рабочие массы»570.
   Подоспела и ожидаемая катастрофа. 26 октября (8 ноября) 1916 года на пароходе «Барон Дризен», стоявшем в гавани Архангельска - Бакарице - произошел взрыв такой мощности, что в частных домах города воздушной волной выбило стекла. Транспорт затонул, пожар перекинулся на склады Бакарицы, в результате погибли грузы, прибывшие на 10 пароходах из Англии, Франции и США571. Вскоре волнения нача/шсь снова, поводом для них послужил слух о том, что смертной казни
180

9  СТАВКА, ГАУ И ЦВПК
было предано несколько десятков матросов, преданных военно-полевому суду. 26 октября 1916 г. работа была вновь остановлена на целом ряде заводов, в забастовке приняли участие около 100 тыс. человек (из общего их числа приблизительно в 300 тыс. человек). Распоряжением военных властей бастующие заводы были закрыты по распоряжению военных властей. 29 октября начальник Штаба Петроградского Военного округа издал распоряжение о лишении отсрочки всех военнообязанных досрочных призывов 1917 и 1918 гг.572. И тут на открывшейся сессии Государственной Думы 1 ноября 1916 г. прозвучали слова «исторической» речи Милюкова. Мишенью его критики был, кстати, Военный министр.
   Шуваев уделил больше внимания снабжению армии снарядами и артиллерией. «Вообще говоря, к началу лета 1916 года русское военное положение улучшилось сверх всяких ожиданий любого иностранного обозревателя, который участвовал в отступлении прошлого года»573. Если за первые пять месяцев 1915 года армия тратила по 311 тыс. снарядов, а за тот же период 1916 года по 2.229 тыс., то при учете значительного расхода снарядов в осенне-летних боях русская полевая артиллерия все же смогла вступить в 1917 год с запасом в 3 тыс. снарядов на трехдюймовое полевое и в 3,5 тыс. снарядов на горное орудие того же калибра. Их запас к концу 1916 года составил 16,3 млн., а производство - до 3,5 млн. в месяц. Его даже начали постепенно сокращать, так как оно с лихвой перекрывало потребности фронта - до 2,4 млн. снарядов в месяц. Но разгон был велик, и к апрелю 1917 года боезапас составил уже 4 тыс. снарядов на трехдюймовое орудие. Большой прогресс был и в снабжении фронта тяжелыми снарядами. Если в 1916 год армия вступила с запасом 275 тыс. снарядов к 48-линейным гаубицам и 100 тыс. снарядов к 42-линейным пушкам и 6-дюймовым гаубицам, то в течение года на фронт было подано 2,15 млн. снарядов к 48-линейным гаубицам и 750 тыс. снарядов к 42-линей-
181

ГЕНЕРАЛЫ, ЛИБЕРАЛЫ И ПРЕДПРИНИМАТЕЛИ
ным пушкам и 6-дюймовым гаубицам. Количество тяжелых орудий к началу 1917 года выросло в 2,5 раза по отношению к показателям начала войны. Запас снарядов к тяжелым орудиям всех калибров достиг 2, 574 млн., то есть в пять с лишним раз больше запаса, с которым русская армия начинала войну574. Итак, результаты были - и совсем неплохие.
   Тем не менее новому Военному министру не удалось избежать непопулярности. Шавельский считал, что Шуваеву лучше всего было бы отказаться от назначения: «В нем очень скоро разочаровались и Государь, и Свита, а затем и в Думе его высмеяли. Очень скоро в Свите не иначе как с насмешкой стали отзываться о новом Военном министре, сделав его мишенью для своих шуток и острот. Не блиставший остроумием, простодушный и по-солдатски прямолинейный Дмитрий Савельевич давал достаточно материала для желавших поглумиться над ним»575.
   Николаю II был нужен «посредственный человек», узкий специалист, он его и получил. Если предшественник Шувае-ва слишком активно увлекался политикой, то сам он был слишком аполитичен. Его, судя по всему, вообще не интересовали вопросы, напрямую не касавшиеся Военного ведомства. В середине июля 1916 года, например, Нокс попытался поговорить с министром о перебоях в снабжении Петрограда мясом и получил следующий ответ: «Человеку лучше обходиться без мяса. Я всю жизнь соблюдаю все церковные посты и посмотрите, выгляжу неплохо. Некоторые животные едят мясо, другие - нет. Лев ест мясо, а слон нет. Но когда нам нужен помощник для работы, мы выбираем слона, а не льва. Петроград спокойнее без мяса»576.
   Вряд ли эта, как называет ее британский атташе, «простая крестьянская философия» была применима в данном случае, но все же эти вопросы лежали вне компетенции его собеседника, да и призван он был для того, чтобы прежде всего решать другие проблемы. Прямолинейность и простота, с которыми излагал свою личную точку зрения Военный министр,
182

9  СТАВКА, ГАУ И ЦВПК
сыграли с ним злую шутку. Он мог задержаться на какой-либо излюбленной теме и говорить о ней часами. Так, например, в Совете министров он прочитал целую лекцию о том, как новый метод шитья сапог позволил обеспечить миллионами пар обуви армию. При старом методе, когда на пару уходил цельный кусок кожи, для этого не хватило бы всего поголовья скота России577. Узнав о том, что кто-то считает его предателем, Шуваев сказал: «Я, может быть, - дурак, но я не изменник!»578 Можно представить себе, каким подарком для думских либералов были эти слова, и не зря Милюков сделал рефреном своей скандальной речи слова «глупость» и «измена».
   Вскоре после этой речи, 5 ноября Д.С. Шуваев и И. К. Григорович появились в Думе. Это было сделано по решению правительства. Б. В. Штюрмер ожидал, что министры будут встречены враждебно и в результате будет получен повод к роспуску Думы. Но дело приобрело неожиданный оборот. Военный министр, «сильно волнуясь, сказал, что он, как старый солдат, верит в доблесть русской армии, что армия снабжена всем необходимым, благодаря единодушной поддержке народа и народного представительства. Он привел цифры увеличения поступления боевых припасов в армию со времени учреждения Особого Совещания по обороне. Закончил он просьбой и впредь поддерживать его своим доверием. Так же коротко и сильно сказал морской министр Григорович»579. Министрам устроили овацию. Они спустились в зал к депутатам, и там Шуваев обменялся рукопожатием с несколькими депутатами, в том числе и с Милюковым.
   «К нему (то есть к Шуваеву. - АО.) обращаются с просьбою изгнать ненавистных министров, — отмечает думский пристав, - [на что тот отвечает,] что он солдат и в эти дела не вмешивается. «Вот именно, так как вы солдат, то выгоните их штыками», - возражают ему.»580 Эта сцена имела продолжение. Лидер кадетов истолковал в своей газете состоявшееся рукопожатие с Военным министром, как факт поддержки со стороны генерала, который якобы еще и поблагодарил за
183

ГЕНЕРАЛЫ, ЛИБЕРАЛЫ И ПРЕДПРИНИМАТЕЛИ
что-то лидера кадетов. «Подвел [Милюков] старика ловко», -отмечал Я.В. Глинка581. Милюков действительно добился своего - он спровоцировал резкое недовольство императрицы - она рекомендовала назначить на пост Военного министра Беляева582. Действительно, и Григорович, и Шуваев заняли как бы оборонительную позицию, хотя они имели все основания для нападения. Но только Военный министр был особо выделен кадетской печатью, и в результате смещен после «поддержки» лидеров Думы.
   Речь Милюкова широко распространялась в стране, в рукописных копиях и литографиях, причем иногда в копии включались довольно радикальные добавления. «Он потряс основы, но не думал свалить их, а думал повлиять», - так оценил намерения лидера кадетов Гучков583. Вне зависимости от своих желаний, даже если в словах Гучкова и была правда, Милюков больше разрушал, чем сотрясал. В своей речи он фактически рассекретил двух чиновников по особым поручениям, действовавших в Швейцарии по заданию русского военного агента во Франции полковника А. А. Игнатьева. Милюков намекнул, что через эти каналы зондируется возможность заключения сепаратного мира, что вызвало немедленный протест русского атташе. В сообщении на имя генерал-квартирмейстера Юго-Западного фронта он писал:
«Считаю своим нравственным долгом доложить Вашему превосходительству, что г. Ратаев и чиновник Лебедев руководят каждый отдельной организацией в нашей агентурной разведке и каждая поездка их, равно и сношения их в Швейцарии мне всегда известны. Я категорически утверждаю, что г Милюков, называя с трибуны Государственной думы эти два имени, имеет ложные донесения об их деятельности и что ни г Ратаев, ни г. Лебедев никаких подобных поручений ни от кого не получали. Выдавая так опрометчиво наши военные секреты, член Государственной Думы принес нам вред, о размерах коего сейчас судить еще нельзя. Доно-
184

9  СТАВКА, ГАУ И ЦВПК
ся о всем вышеизложенном, ходатайствую перед Вашим превосходительством принять зависящие меры об ограждении впоследствии честных имен моих сотрудников от брошенного в них позорного обвинения. Доношу, что мною будут приняты все меры, чтобы по возможности уменьшить вред, принесенный г. Милюковым делу нашей агентурной разведки»584.
   Шуваев также получил это письмо и передал копию Род-зянко. Военному министру не было необходимости оправдываться - он мог переадресовать вопрос «глупость или измена?» самому Милюкову. Последний, находясь в июне 191 б года в Швейцарии (проездом из Франции в Италию с думской делегацией), попытался войти в контакт с болгарским поверенным в делах Тодором Тодоровым. Не сомневаясь в своих возможностях, Милюков надеялся в конце концов добиться заключения сепаратного мира с Болгарией. Болгарский дипломатический представитель отказался встречаться с г-ном профессором, но тот продолжал добиваться встречи. Тогда дипломат дал бернской газете «Der Bund» интервью, в котором, в частности, говорилось следующее: «Антанта полностью игнорировала тот факт, что Болгария воюет не за временные преимущества, но за полную реализацию своих национальных чаяний»585.
   Первым пунктом поездки делегации русских парламентариев была Англия, где Милюков встретился в Эдуардом Греем и, между прочим, затронул болгарский вопрос. Лидер кадетов высказал уверенность в том, что при первых неудачах Фердинанда Кобургского болгарский народ отвернется от своего царя и предложил этим воспользоваться, чтобы вернуть Болгарию, по его словам, в «наш лагерь»586. Непонятно, что имелось в виду, так как в лагере Антанты Болгария никогда не находилась. Еще более непонятно, какие же неудачи постигли правительство Кобурга в июле 1916 года. Даже в развернувшейся в сервильной ко-
185

ГЕНЕРАЛЫ, ЛИБЕРАЛЫ И ПРЕДПРИНИМАТЕЛИ
бургской прессе кампании по отрицанию славянской сущности болгарского народа Милюков сумел углядеть элементы процесса эмансипации сознания587. Чего в этой акции Милюкова было больше - глупости или предательства - судить сложно, но и она не способствовала укреплению положения и влияния России. На фоне образцов столь блестящей риторики, у Шуваева было одно, хотя и гораздо более существенное преимущество - он сумел поднять уровень обеспечения армии.
   В ноябре 191 б года, когда после скандалов начала месяца был объявлен двухнедельный перерыв в заседаниях Думы, по фабрикам и заводам Петрограда распространялся проект резолюции с требованиями создания правительства «спасения страны», опирающегося на Думу. Родзянко посетили делегации Путиловского, Обуховского, Металлического и некоторых других заводов с приветствиями в адрес Думы588. 3 января 1917 г. начальник Петроградского гарнизона генерал-лейтенант С. С. Хабалов обратился к Гучкову с официальным письмом. По информации военных властей в заседаниях Рабочей Группы постоянно принимали участие посторонние лица, не имевшие отношения к ЦВПК, причем на этих заседаниях обсуждались вопросы политического и революционного характера: немедленное заключение мира, свержение правительства, осуществление программных требований социал-демократической партии. Ссылаясь на закон от 1 сентября 1916 г. о контроле над деятельностью общественных организаций, Хабалов требовал впредь уведомлять о времени и месте заседаний Рабочей Группы, для того чтобы на них мог присутствовать представитель власти589.
   Власти имели надежный источник. «Рабочая Группа Центрального Военно-Промышленного Комитета, - отмечал на допросе 26 июня 1917 г. начальник Петроградского Охранного отделения генерал-майор К.И. Глобачев, - освещалась Охранным отделением главным образом другим со-
186

9  СТАВКА, ГАУ И ЦВПК
трудником, именно Лущуком, состоявшим в секретариате группы. Сведения Лущука были более ценны, чем сведения Абросимова, потому что через его руки проходили в секретариате все сведения о деятельности группы, и, таким образом, Лущук давал Охранному отделению документальные доказательства. Ликвидация группы, состоявшаяся в конце января текущего года, была предпринята на основании сведений, полученных от Лущука, а не от Абросимова. Поводом для нее послужило воззвание Рабочей Группы к рабочим Петрограда, отпечатанное, кажется, на мимеографе, с призывом к выступлению 14 февраля с целью ниспровержения существующего государственного строя. Рабочая Группа предполагала предложить Государственной Думе, низвергнув правительство, опереться в дальнейшем в своей деятельности на рабочих. Экземпляр такого воззвания и сведения о предполагаемом выступлении рабочих были получены Охранным отделением от Лущука»590.
   Действительно, после массовых выступлений рабочих столицы в годовщину событий 9 января 1905, 9 января 1917 г. Рабочая Группа ЦВПК призвала рабочих к однодневной забастовке в день открытия Думы, 14 февраля. Предполагалось организовать шествие к Таврическому дворцу, а на демонстрации у здания Думы потребовать создания правительства «народного спасения»591.
   Нельзя недооценивать влияние Рабочей Группы на рабочих, с которым должны были считаться и большевики. Требования начальника гарнизона не были жесткими, а его терпение - удивительным. Следует отметить, что Хабалов плохо подходил к этой должности. 59-летний генерал окончил в 1886 году Академию Генерального штаба, до 1900 года служил в различных штабах в Петербурге, потом в военно-учебных заведениях. С января 1914 по июнь 1916 года Хабалов был военным губернатором Уральской области, войскам он был неизвестен, общественности - тоже, к роли, уготованной ему историей, подготовлен слабо592.
187

ГЕНЕРАЛЫ, ЛИБЕРАЛЫ И ПРЕДПРИНИМАТЕЛИ
    11 января 1917 г. К. А. Гвоздев на заседании Бюро ЦВПК заявил о том, что в условиях, предлагаемых властями, Рабочая Группа работать не может. 13 января Гучков ответил на письмо Хабалова. Ответ был почти откровенно издевательским. Председатель ЦВПК заявлял, что он лично крайне отрицательно относится к закону 1 сентября 1916, а так как указанный закон не возлагает на общественные организации обязательства сообщать о своих собраниях администрации, то ЦВПК не будет извещать о времени, месте и программе заседаний Рабочей Группы.
   Вечером 17 января в здание Комитета явился пристав Литейной части с двумя чиновниками. Они удостоверились в том, что в помещении Рабочей Группы нет собрания и удалились. 19 января Хабалов вновь отправил Гучкову письмо, пытаясь доказать необходимость выполнения закона. Генерал призывал Председателя ЦВПК войти в суть дела, так как Рабочая Группа обсуждает вопросы в резко революционной тональности и начальник гарнизона просто обязан принять меры. Поэтому генерал предупреждал: или ЦВПК будет давать требуемую информацию, или военные власти не допустят более собраний Рабочей Группы. Ответа не последовало. На следующий день во время заседания Рабочей Группы ее помещение вновь посетили частный пристав и чиновник для особых поручений при градоначальнике. Явившемуся Товарищу Председателя ЦВПК М.И. Терещенко был задан вопрос о том, на каком основании Группа ведет работу, не известив об этом предварительно власти. Терещенко прибегнул к отговорке. Он заявил, что Рабочая Группа подобных указаний от Бюро ЦВПК не получала, и попросил К.А.Гвоздева закрыть собрание во избежание недоразумений. Представители власти составили протокол593.
   На следующий день работа -Рабочей Группы возобновилась в обычном режиме. 23 января  1917 Председатель
188

9 СТАВКА, ГАУ И ЦВПК
ЦВПК «разрешил к размножению» 4 документа Рабочей Группы: 1) Об административных преследованиях Рабочих Групп в Петрограде и других городах; 2) О переписке с Ха-баловым; 3) Анкету о распространении института фабричных старост; 4) Анкету о сборах среди рабочих подарков для солдат. Практически провоцируя власти на аресты, Гучков готовился представить Рабочую Группу как организацию, прежде всего заботящуюся о фронте и благе трудящихся.
   В ночь с 26 на 27 января 1917 в помещении Рабочей Группы ЦВПК был произведен обыск, и в ту же ночь на своих квартирах было арестовано 10 из 11 ее членов. В ночь на 31 января арестовали последнего из них594. «Арест Рабочей Группы произвел ошеломляющее впечатление на ЦВПК, -вспоминал генерал Глобачев, - и в особенности на Гучкова, у которого, как говорится, была выдернута скамейка из-под ног: связующее звено удалено и сразу обрывалась связь центра с рабочими кругами. Этого Гучков перенести не мог; всегда в высшей степени осторожный в своих замыслах, он в эту минуту потерял свое самообладание и, наряду с принятыми им мерами ходатайства об освобождении арестованных перед главнокомандующим Петроградского военного округа, рискнул на открытый призыв петроградских рабочих к протесту против якобы незаконного ареста народных избранников. По заводам и фабрикам рассылались об этом циркуляры ЦВПК за подписью его председателя А.И. Гучкова»595.
   29 января на заседании ЦВПК, где присутствовали представители партий-участниц «Прогрессивного блока» Гучков известил собравшихся об аресте. Он заявил о солидарности с политической деятельностью Группы. Присутствовавший Вл. И. Гурко заявил о том, что к данному вопросу нельзя подходить только с юридической точки зрения. С протестом в защиту арестованных в Думе выступил А.И. Коновалов596. После ареста Рабочей Группы ВПК, он, по словам Гучкова,
189

ГЕНЕРАЛЫ, ЛИБЕРАЛЫ И ПРЕДПРИНИМАТЕЛИ
окончательно сделался революционной организацией: «И вот таким образом мы, мирная, деловая, промышленная, хотя и военно-промышленная организация, вынуждены были включить в основной пункт нашей практической программы переворот, хотя бы и вооруженный»597.

            - 10 — Полки собираются под знамена
                          С февраля 1916 года английский посол во Франции лорд Берти, ссылаясь на источники в России, неоднократно упоминает об «антидинастических» настроениях в гвардейской пехоте в пользу Великого князя Николая Николаевича-мл., и после каждой победы «консерваторов и сторонников мира с Германией» упоминания о возможном совместном выступлении «армии и народа» становятся все более уверенными598.
   В начале декабря 1916 года в Москве в особняке князя ПД. Долгорукова должен был состояться съезд городских и земских деятелей. 4 декабря московские военные и полицейские власти предупредили его организаторов о запрете этого собрания. 8 декабря союзы вновь обратились за разрешением к командующему Московским Военным округом ген. И.И. Мрозовскому и после очередного отказа решили собраться явочным порядком. На следующий день к собравшимся все же делегатам явилась полиция - они были вынуждены разойтись. Тем не менее был принят ряд резолюций антиправительственного характера. Еще через пять дней к этим резолюциям присоединилось и совещание представителей областных ВПК в Петрограде, которые также отказались работать в присутствии полиции. Оно обратилось к Думе и армии с призывом добиваться «скорейшего
191

ГЕНЕРАЛЫ, ЛИБЕРАЛЫ И ПРЕДПРИНИМАТЕЛИ
водворения в России требуемого всем народом изменения политического строя»599. Среди приехавших для встречи в Москве был и председатель Кавказского отдела Земгора, городской голова Тифлиса А. И. Хатисов.
   Председатель съезда князь Г.Е.Львов пригласил к себе нескольких видных деятелей Земгора на совещание. Там он заявил, что выход из кризиса возможен только с помощью дворцового переворота. Для подтверждения своей позиции князь показал письменное заключение с подписями многих видных земцев. Выступление Львова нашло понимание у Ха-тисова, и он согласился известить об позиции Земгора Николая Николаевича-мл. Вернувшись в Тифлис, Хатисов явился к Великому князю с новогодними поздравлениями на 1917 год, и, исполняя поручение Г.Е.Львова, сообщил ему, что многие политики считают дальнейшее пребывание императора у власти нежелательным и видят выход в переходе трона к Великому князю. Тот не ответил сразу, но через несколько дней отказался поддержать переворот, сославшись на то, что не верит в поддержку армии, но не сообщил об этом предложении императору300.
   На фоне этого, трудно не поверить выводам Хора о том, что единственным препятствием на пути планов либеральных кругов является отсутствие лидеров общенационального масштаба. Из находившихся в столице великих князей для этой роли не годится ни один. Исключение составляет, по мнению Хора, один человек: «Я лично, тем не менее, не вижу человека, который был бы армейским лидером в великом национальном движении. Очевидно, что Алексеев такой человек. Однако, Алексеев серьезно болен, настолько болен, что он не может быть в курсе событий, которые сейчас происходят»601.
   Когда Хор писал этот доклад, он, очевидно, еще не знал о встрече Алексеева с Гучковым в Севастополе. После ареста членов Рабочей Группы Гучков отбыл для лечения в Крым, рекомендовав своим подчиненным сдержанность602 - ситуация
192

10  ПОЛКИ СОБИРАЮТСЯ ПОД ЗНАМЕНА
в столице была очень напряженной. То, что Алексеев в это время находился в Севастополе на лечении, отнюдь не означало изоляции. Морское Собрание, где проживал генерал, было связано прямой телеграфной связью со Ставкой, он фактически продолжал участвовать в руководстве армией603.
   Настроение на основной базе Черноморского флота в это время было невеселым, современник вспоминал, что «все находились в каком-то подавленном состоянии»: «Приходили зловещие известия о брожении в войсках столичного гарнизона и о волнении в народе. Было известно, что многие члены императорской фамилии недовольны Царем и просто ненавидят императрицу. Какой-то взрыв ожидался и сверху, и снизу, предвещая для страны ужасные последствия. С самыми мрачными предчувствиями мы вступили в 1917 год»604.
   По словам одного из сопровождавших Гучкова депутатов Государственной Думы, Алексеев после длительной беседы якобы ответил: «Содействовать перевороту не буду, но и противодействовать не буду»605. Керенский с чужих слов подтверждает, что с Алексеевым велись такого рода беседы о перевороте с осени 1916 года, но генерал, якобы соглашавшийся тогда с планами высылки императрицы, в Севастополе решительно отказал Гучкову в поддержке606. Тем временем в столице на Алексеева и В. И. Гурко возлагали большие надежды. «Он был настолько осведомлен, - вспоминал Гучков, - что делался косвенным участником»607. Такое положение было само по себе неплохим результатом деятельности Гучкова.
   Отношение М. В.Алексеева к императору Николаю И накануне Февраля - одна из загадок этой революции. Приведенные выше свидетельства оспаривались в литературе, и особенно в эмигрантской. Одним из первых в защиту генерала выступил его подчиненный по штабу Юго-Западного, Северо-Западного фронтов и Ставке, прошедший с ним почти всю войну - генерал Н.Е.Борисов. 30 августа 1939 года, находясь в эмиграции в Югославии, он решил ответить на
193

ГЕНЕРАЛЫ, ЛИБЕРАЛЫ И ПРЕДПРИНИМАТЕЛИ
опубликованную в «Царском вестнике» (№679) 13 августа 1939 года статью Константинова «На путях к правде», где со ссылкой на ген. М.С.Пустовойтенко (генерал-квартирмейстера Ставки, также бессменного подчиненного Алексеева) говорилось о том, как М. В.Алексеев требовал от императора введения в России конституции. Характерно, что ссылка была именно на Пустовойтенко, который пригласил в Ставку Лемке, зная о его политических пристрастиях.
   Борисов признал, что подобные разговоры имели место: «И вопрос этот не раз дебатировался в кабинете оперативных докладов после оперативного доклада, когда у царя оставалось свободное время до завтрака. Так что то, что Пустовойтенко застал, был лишь один момент из нескольких»608. Гораздо легче поверить другим словам генерал-квартирмейстера, сказанным им 8 ноября 1915 года своему доверенному лицу - Лемке, как впрочем, и комментариям этого доверенного лица: «Пустовойтенко сказал мне (Лемке. -АО.)-. «Я уверен, что в конце концов Алексеев будет просто диктатором». Не думаю, чтобы это было обронено так себе. Очевидно, что-то зреет, что-то дает основание предполагать такой исход... Не даром есть такие приезжающие, о цели появления которых ничего не удается узнать, а часто даже и фамилий их не установишь... Да, около Алексеева есть несколько человек, которые исполнят каждое его приказание, включительно до ареста в могилевском дворце... Имею основание думать, что Алексеев долго не выдержит своей роли около набитого дурака и мерзавца; что у него есть что-то, связывающее его с генералом Крымовым, именно на почве политической, хотя и очень скрываемой, деятельности»609.
   Именно на A.M. Крымова, бывшего командира 1-го Нерчинского казачьего полка, а впоследствии начальника Уссурийской конной дивизии, имевшего заслуженную репутацию волевого человека, по многочисленным свидетельствам возлагали особые надежды и Гучков, и Алексеев еще до
194

10  ПОЛКИ СОБИРАЮТСЯ ПОД ЗНАМЕНА
Февраля610. Гучков не скупился на самые положительные отзыве о Крымове: «Очень сильный, волевой, с большим талантом, большим политическим умом, с пониманием положения и чувством ответственности за себя, своих людей»611.
   Сам Крымов возлагал на Гучкова огромные надежды и считал его блестящим специалистом по армии, которому, по его словам, «никакие Шуваевы в подметки не годятся». Позже он с восторгом встретил назначение Гучкова Военным министром. Крымов, этот, по словам П.Н. Врангеля, «выдающегося ума и сердца человек, один из самых талантливых офицеров Генерального Штаба, которого приходилось мне встречать на своем пути», в беседах с ним неоднократно доказывал ему, что страна идет к гибели и «что должны найтись люди, которые ныне же, немедля, устранили бы Государя «дворцовым переворотом»612.
   Эти свидетельства подтверждаются и словами Родзянко. В январе 1917 года Крымов приехал в Петроград и попросил Родзянко дать ему возможность неофициально выступить перед представителями общественности. На квартире у Председателя Думы собрались, по его словам, «многие из депутатов, членов Государственного Совета и членов Особого Совещания»613.
   Уточняет данные Родзянко Керенский, по словам которого были собраны лидеры «Прогрессивного блока». Он же сделал характерную оговорку: «Чтобы лучше понять атмосферу, царившую на последней сессии Думы, которая длилась с 1 ноября 1916 года по 26 февраля 1917 года, надо иметь в виду, что мысли всех депутатов были заняты ожиданием дворцовой революции»614. На этой встрече Крымов убеждал собравшихся в необходимости торопиться с организацией переворота и в том, что армия встретит его с радостью. По словам Родзянко, присутствовавшие на совещании Шингарев, Шидловский и Терещенко поддержали эту идею, и только он сам, по его собственным словам, выступил против.
195

ГЕНЕРАЛЫ, ЛИБЕРАЛЫ И ПРЕДПРИНИМАТЕЛИ
   Керенский вспоминает, что хозяин квартиры всего лишь попросил не употреблять в адрес монарха особо сильных выражений. При этом Родзянко не протестовал против того, чтобы военачальники сами убедили императора отречься. В качестве одного из вариантов рассматривалась остановка царского поезда между Ставкой и Петроградом, где офицеры верных частей заставили бы Николая II отречься от престола615.
   Н.Е.Борисов пытался доказать, что Николай II относился к обсуждению вопросов конституционной перспективы совершенно спокойно и благодушно, как на вопрос постоянно дебатируемый с 1905 года616. Это потрясающее заявление Борисова не имеет аналогов. Даже П.Н.Милюков сообщал о том, что только лишь перед отъездом Николая II из Ставки, приведшей его в Псков, Алексеев «убеждал его дать «конституцию»617. Более осторожный мемуарист, лидер кадетов даже поставил это слово в кавычки. Император, который, по отзывам почти всех мемуаристов, столь отрицательно относился даже к малейшему проявлению, намеку на нарушение прерогатив Короны, почти никогда и не с кем не говоривший на тему о перспективах развития Манифеста 17 октября в конституцию, а Государственной Думы - в парламент, позволяет своему подданному, а тем более занимающему ответственнейший пост в руководстве Вооруженными силами Империи, начинать и вести с собой подобные разговоры во время войны! Сама постановка подобного вопроса со стороны Алексеева граничила с декларацией нелояльности.
   Что же касается взглядов Николая II на этот вопрос, то здесь мне представляется возможным обращение к дневнику Генбери-Вилльямса от 26 января 1916 года. В этот день, как отмечает английский представитель в Ставке, император сам начал с ним разговор о природе республики и монархии: «Люди, которыми он управляет, столь многочисленны по крови и темпераменту, при этом столь отличны от наших западных европейцев, что император для них
196

10 ПОЛКИ СОБИРАЮТСЯ ПОД ЗНАМЕНА
— жизненная потребность. Его первый визит на Кавказ произвел на него большое впечатление и убедил в этих мыслях. Соединенные Штаты Америки, сказал он, совершенно другое дело, и эти две страны нельзя сравнивать. В этой стране так много проблем и сложностей, их чувство воображения, их острые религиозные чувства, их привычки и обычаи делают Корону необходимой, и он верит, так будет продолжаться еще долгое время, что определенная децентрализация власти, конечно, нужна, но большая и решающая власть должна принадлежать Короне. Власть Думы должна расти медленно из-за сложностей в распространении процесса образования среди огромных масс его подданных»618.
   Это изложение позиции императора кажется мне более близким к истине. И уж во всяком случае, это единственное упоминание в дневнике английского генерала о подобном разговоре с императором. По свидетельству А. А. Вырубовой, когда начинался разговор о проблемах внутренней политики, обычным ответом Николая II были слова: «Выгоним немца, тогда примусь за внутренние дела»619. Конечно, нельзя не признать, что статус Генбери-Вилльямса не располагал к слишком частым беседам на подобные темы, а инициатива их обсуждения граничила с опасностью вмешательства во внутреннюю политик)' союзного государства. Однако и статус Алексеева как минимум не предполагал инициативы в обсуждения «вопроса о конституции».
   Мне представляется, что Н.Е.Борисов сознательно допускает искажение, стараясь доказать нормальность ненормального. Подобные обороты ему чрезвычайно присущи. Сразу же после революции Борисов убеждал полковника А. А. Мордвинова, что причиной поведения Алексеева в февральские дни 1917 года было то, что император «не сумел с достаточной силой привязать к себе Михаила Васильевича и мало оказывал ему особенного внимания, недостаточно выделяя его... из других»"20. Вспоминая о ситуации в России
197

ГЕНЕРАЛЫ, ЛИБЕРАЛЫ И ПРЕДПРИНИМАТЕЛИ
перед Февральским переворотом в конце 1930-х годов, Борисов отмечал:
«Военно-политическая ситуация в России настоятельно требовала решения: быть или действительно самодержавным или же действительно конституционным, но не допускала сидения между стульями. Алексеев, на котором не номинально, а чрезмерно реально лежала ответственность за войну, само собою чувствовал на себе все невзгоды государства, сидящего между стульями. Государь, надо отдать ему справедливость, отлично понимал невзгоду Алексеева, а потому, как человек разумный, не относился к Алексееву, как к «изменнику», «предателю», а как к истинному слуге России, а с нею и Царя, и высказывающему свои искренние убеждения. Императора Николая II, ни по характеру, ни по воспитанию нельзя было сделать действительно самодержавным (вроде Хит-лера, Муссолини), но действительно конституционным он сам желал бы сделаться»62'.
   Поражает то, что Борисов при изложении позиции скорее всего своей, а не Николая II, опять приписывая императору желание быть конституционным монархом, дает свое понимание самодержавия как диктатуры, сравнивая его с современными ему европейскими тоталитарными режимами. Трудно представить себе, что Борисов, профессионально занимавшийся историей Первой мировой войны, не знал о тех ограничениях «конституционного» строя, которые были приняты в Германии, Франции и даже Англии, но вряд ли он назвал бы их «самодержавными», во всяком случае, он предпочел другое сравнение.
   А ведь мобилизационные усилия, во всяком случае, у союзников, не были секретом для русских военных. Когда Аль-бер Тома, министр боеприпасов, встретился в мае 1916 года с рядом высших военных чинов русской армии, то они были поражены концентрацией власти французского министра. Генерал Беляев, тогда начальник Генерального Штаба,
198

10  ПОЛКИ СОБИРАЮТСЯ ПОД ЗНАМЕНА
выразил свои чувства следующим образом: «Хотя он социалист, тем не менее он может делать все, что сочтет необходимым; ни у кого в России нет такой власти. У нас нет хозяина, а ведь Россия - монархия». Еще более энергично высказался Великий князь Сергей Александрович: «Вы самодержец, а я анархист»622.
   Поражает другое, насколько близок по духу к Борисову в его представлении об идеальной (или единственно возможной) форме государственной власти оказался такой человек, как Сухомлинов. Оценивая большевиков в 1920-е годы, он пишет: «Их мировоззрение для меня неприемлемо. И все же: медленно и неуверенно пробуждается во мне надежда, что они приведут русский народ - быть может, помимо их воли - по правильному пути к верной цели и новой мощи... Россия и населяющее русскую землю смешение народов нуждается § особо мощной руке (выделено мной. -АО.)»623. Почти точно так же как и Борисов, Сухомлинов упрекает императора в непоследовательности: «постоянно выходил он неожиданно из программы, на проведение которой требовалось время, и разрушал основные положения именно там, где думал их укрепить»624.
   Ссылки на европейский опыт уместны только в одном случае. Как и в Германии, высший генералитет не понял той роли, которую играет монархия в организации общества. Алексеев и Борисов, как потом Гинденбург и Тренер, оказались не в состоянии понять, что их планы довести войну без императоров, которые, как им казалось, только мешали им сделать это, обречены на провал уже потому, что они-то сами как раз не были самостоятельными величинами, как им хотелось бы думать. И поэтому как только не стало Вильгельма II и Николая II, с разной скоростью исчезли и те, кто не смог понять опасности, которая исходила от подобного рода переворотов, особенно во время великой войны. Следующие слова Людендорфа прекрасно подходят к описанию проблемы, которая стояла как перед германским, так и перед
199

ГЕНЕРАЛЫ, ЛИБЕРАЛЫ И ПРЕДПРИНИМАТЕЛИ
русским командованием, как, впрочем, и к описанию ошибки, сделанной теми и другими: «Я предостерегал против попыток пошатнуть положение императора в армии. Его Величество был нашим Верховным Главнокомандующим, вся армия видела в нем своего главу, мы все присягали ему в верности. Этих невесомых данных нельзя было недооценивать. Они вошли в нашу плоть и кровь и тесно связывали нас с императором. Все, что направлено против императора, направляется и против сплоченности армии (выделено мной. - АО.). Только очень близорукие люди могли расшатывать положение офицерского корпуса и Верховного Главнокомандующего в такой момент, когда армия подвергалась величайшему испытанию»625. Как близок к этой позиции русский чиновник: «Наша военно-административная (не политическая) продолжала еще работать на Россию. А работала она, часто не сознавая того, именем Государя. Работала с перебоями, но все же гораздо лучше, нежели потом, при Временном правительстве. Новое правительство не имело за собой ни рутины, ни привычки, ни движущего «завода», одну только -чуждую народным низам - культурность»626.
   Еще один факт позволяет усомниться в искренности слов Борисова. Во время своего пребывания в Ставке он настолько последовательно уклонялся от приглашений к императорскому столу627, что это даже вызвало сомнение Николая II, не демонстрация ли это негативного отношения к нему лично. Алексееву пришлось защищать своего protege, убеждая монарха, «что он (т.е. Борисов. -АО.) дикарь и просто боится незнакомого общества»628.
   Как представляется, Алексеев тогда покривил душой. Мне кажется, АД.Бубнов довольно верно описывает настроения Борисова: «По своей политической идеологии он был радикал и даже революционер. В своей молодости он примыкал к революционным кругам, едва не попался в руки жандармов, чем впоследствии всегда хвалился. Вследствие этого он в душе сохранил ненависть к представителям влас-
200

10  ПОЛКИ СОБИРАЮТСЯ ПОД ЗНАМЕНА
ти и нерасположение, чтобы не сказать больше, к Престолу»6'9. На подобных оценках сходятся столь разные мемуаристы, что им невозможно не поверить. Безусловно одно -в воспоминаниях 22-летней давности у генерала все же проскальзывает неудовлетворенность невозможностью выхода из двойственного, неопределенного положения.
   Причина этого чувства проста. Фигура основателя Добровольческой армии и Белого движения Юга России, генерала М.В.Алексеева была столь важна для эмиграции, что обвинение генерала в участии в антимонархическом заговоре граничило с дискредитацией идеи «белого дела». Такие случаи были исключительны и основывались только на вторичных источниках630. Свидетельств, исходящих из-под пера самого генерала, не было. Однако в архиве М.В. Алексеева, переданном несколько лет назад на хранение в Отдел рукописей Российской Государственной библиотеки, мне удалось найти документ, проливающий свет на этот вопрос. Несложный шифр по непонятной причине не был открыт, и развернутая характеристика императора превратилась в «Заметки нравственного, политического характера, в том числе и о Л.Г. Корнилове» (составленные весной-летом 1917). Причина тому проста - генерал называет Николая II в своих записках «N» - и в принципе сам текст таков, что исключает иное прочтение подобной аббревиатуры. Добавить к этому можно лишь самый простой факт - в предшествующей весне-лету 1917 года личной переписке М.В. Алексеев называл императора «Н». Коль скоро даже в обстановке полного хаоса послефевральского периода могли появиться такие слова, то догадаться, каким же было настроение генерала накануне Февраля 1917 года, - догадаться несложно:
«N человек пассивных качеств и лишенный энергии. Ему недостает смелости и доверия, чтобы искать достойного человека. Приходится постоянно опасаться, чтобы влияния над ним не захватил кто-либо назойливый и развязный.
201

ГЕНЕРАЛЫ, ЛИБЕРАЛЫ И ПРЕДПРИНИМАТЕЛИ
Слишком доверяет чужим побуждениям, он не доверяет достаточно своему уму и сердцу.
Притворство и неискренность. Что положило начало этому? Она — неискрен<ость> - развивалась все больше, пока не сделалась господствующей чертой характера.
Ум.
Ему не хватает силы ума, чтобы настойчиво искать правду; твердости, чтобы осуществить свои решения, несмотря на все препятствия, и сгибать волю несогласных. Его доброта вырождается в слабость, и она принуждает прибегать к хитрости и лукавству, чтобы приводить в исполнение свои намерения. Ему, б<ыть> м<ожет>, вообще не хватает глубокого чувства и способности к продолжительным привязанностям.
Боязнь воли. Несчастная привычка держаться настороже.
Атрофия воли.
Воля покоряет у него все.
Умение владеть собою, командовать своими настроениями.
Искусство властвовать над людьми.
Чувствительное сердце.
У него было слабо то, что делает человека ярким и сильным.
В его поступках не было логики, которая всегда проникает [в] поступки цельного человека.
Жертва постоянных колебаний и не покидавшей его нерешительности.
Скрытность, лицемерие. Люди, хорошо его знающие, боятся ему довериться.
Беспорывистость духа. Он был лишен и характера и настоящего темперамента. Он не был натурой творческой. Выдумка туго вынашивалась у него.
Душевные силы охотно устремлялись на мелкое. Он не был способен от мелкого подняться к великому. Не умел отдаться
202

10  ПОЛКИ СОБИРАЮТСЯ ПОД ЗНАМЕНА
целиком, без оглядки какому-нибудь чувству. Не было такой идеи, не было такого ощущения, которые владели бы им когда-нибудь всецело.
Вместо упорного характера - самолюбие, вместо воли - упрямство, вместо честолюбия — тщеславие и зависть. Любил лесть, помнил зло и обиды.
Как у всех некрупных людей, у него было особого рода самолюбие, какое-то неспокойное, насторожившееся. Его задевал всякий пустяк. Ему наносила раны всякая обида, и нелегко заживали эти раны.
Эгоизм вырабатывает недоверие; презрение и ненависть к людям, презрительность и завистливость.
Была ли горячая любовь к родине?
Началась полоса поражений, а за нею пришел финансовый крах. Становилось ясно, что не только потерпело банкротство данное правительство, но что разлагается само государство... Тем бесспорно, что обычными средствами помочь нельзя»631.
   «Все могу - сказало злато, Все могу - сказал булат...» Злато и булат пришли к пониманию того, что они всесильны. В начале 1917 года ни верхи армии, ни верхи либеральной оппозиции уже ничего не делили. Договоренность была достигнута. Тем не менее и те, и другие вели себя осторожно - полной уверенности в успехе по-прежнему не было. Ставка согласилась наблюдать, ЦВПК в лице своего руководителя на всякий случай обзавелся документом по работе своей Рабочей Группы, по характеру своему являвшим нечто среднее между оправданием и доносом на самих себя. Можно было действовать дальше. Обстановка вдохновляла общественность к дальнейшим разговорам, и они становились все менее невинными.
   14 февраля 1917 года в письме к Вел. кн. Николаю Михайловичу Ф.Ф.Юсупов предлагал принять решительные меры, включавшие приезд в Петроград императрицы Марии Федоровны с этими двумя генералами, которые, опираясь на вер-
203

ГЕНЕРАЛЫ, ЛИБЕРАЛЫ И ПРЕДПРИНИМАТЕЛИ
ных людей, должны были провести аресты А.Д. Протопопова, И.Г. Щегловитова, выслать Александру Федоровну и А. Вырубову в Крым632. Впрочем, в январе-феврале 1917 года Гучков вел активную работу, организуя встречи, в которых принимали участие и представители военных. На них обсуждалось состояние армии и страны и возможные пути выхода из кризиса. Среди участников этих встреч были и те, кто входил когда-то в кружок «младотурок» Н. В. Саввича, братьев Евгра-фа и Максима Ковалевских, и те, кто назовет себя так в начале Февральской революции - полковник Энгельгард и подполковник Верховский. Последний в своих мемуарах явно не говорит всего об этих встречах, однако даже из них очевидно, что серьезной критике был подвергнут генерал Беляев, а упоминание имени генерала Крымова было обставлено таким образом, что можно было не сомневаться, что речь шла далеко не только о путях мирного выхода из сложившейся ситуации, как пытался представить это Верховский. Обсуждался вопрос о дворцовом перевороте633.

—11 —
Зондаж союзников, карты открыты
                          СУЛЯ СОЮЗНИКОВ вопрос о грядущей революции в России стоял довольно остро еще до донесения Хора. В ноябре 1916 года на конференции в Шантильи в среде английской военной делегации ходили разговоры о возможности детронизации Николая II 6'4. Берти отмечал, что французские официальные источники со второй половины ав1уста 1916 года предсказывали революцию в России, что вызывало закономерную обеспокоенность французских государственных деятелей (А.Бриан), боявшихся, что она начнется до окончания войны. 2 января 1917 года во французских газетах была опубликована без каких-либо купюр скандальная речь Милюкова в Думе от 1 ноября 1916 года6". Информация о возможных политических потрясениях в России дошла и до ее противников. По свидетельству А.В.Неклюдова, русского посла в Швеции, в начале 1917 года его посетил болгарский дипломат Ризов с целью зондажа на предмет возможного заключения мира. На отказ Неклюдова обсуждать подобную тему его болгарский коллега заявил: «Я вижу, что вы не хотите ни обратить внимание па то, что я сказал вам, ни говорить со мной открыто. Но через месяц, в крайнем случае через полтора месяца произойдут события, после которых, я уверен, русская сторона будет более расположена к разговору с нами. Может быть, тогда вы захотите увидеть меня снова»6%.
205

1ЕНЕРАЛЫ ЛИБЕРАЛЫ И ПРЕДПРИНИМАТЕЛИ
    15 ноября 1916 года в здании Министерства иностранных дел Франции начала работу союзническая конференция Перед ее началом Д Ллойд-Джордж подал лорду ГАск-виту меморандум, в сокращенном виде доведенный до сведения участников конференции. В нем, в частности, говорилось:
«Мы предлагаем, чтобы ответственные военные и политические руководители четырех великих союзных держав впервые с начала войны встретились и обсудили положение с тем, чтобы наметить политику и стратегический план войны Ответственные руководители центральных держав и их союзников все время встречаются для обсуждения планов, выработки новых и пересмотра старых Подлинные военные руководители России ни разу не имели случая в течение хотя бы пяти минут переговорить с военными Запада Я не считаю обсуждение русского вопроса с генералом Жилин-ским или даже с генералом Палицыным обменом мнений между Востоком и Западом История посмеется над нами за то, что мы не позаботились о том, чтобы настоять на свидании военных и политических руководителей различных фронтов в течение трех кампаний»6"
   Логика Ллойд-Джорджа была простой - в России есть два человека, которые решают все - император и ген М В.Алексеев. Раз они не могут приехать во Францию, союзники должны приехать к ним сами. Именно в начале 1917 года возникла реальная возможность договориться с союзниками по вопросу о направлении комбинированного удара Антанты и об увеличении военных поставок для летнего наступления русской армии на Юго-Западном фронте
   В конце декабря 1916 года произошли серьезные изменения в руководстве Англии и Франции, правительство Г. Асквита пало и премьер-министром нового правительства стал Д Ллойд-Джордж - один из ярых сторонников перенесения главного удара на Балканы Подал в отставку маршал
206

11   ЗОНДАЖ СОЮЗНИКОВ, КАРТЫ ОТКРЫТЫ
Ж. Жоффр, замещенный Р Нивеллем. Союзники вплотную подошли к реальной возможности сделать выводы из совершенных ошибок В качестве цели будущего совместного наступления все чаще называлась Болгария. Этому должна была помочь конференция в Петрограде
   Новому английскому премьеру - первому лейбористу на этом посту - необходимо было сделать правильный вывод о сложившейся в России ситуации. Он выбрал для этой миссии консерватора - лорда Альфреда Милнера. Выбор определили деловые качества и партийная принадлежность (в Англии вообще предпочитали посылать в Россию для официальных переговоров консерваторов). Отметив то, что Милнер был плохим оратором, Ллойд-Джордж дал следующую оценку человеку, поставленному им во главе британской делегации: «У него не было также и необычайной силы анализа, отличавшей Бальфура (Артура Джеймса. -А.О), или того дара полемики, которым в совершенстве владел Бонар Лоу (Эндрью. -АО.), но Милнер превосходил их всех силой творческой мысли и богатством идей... Милнер был неустрашим, он никогда не боялся сделать предложение или присоединиться к предложению других только потому, что оно было слишком оригинальным и могло задеть какие-либо партийные или профессиональные предрассудки»638
   Это качество, очевидно, было определяющим в выборе Ллойд-Джорджа. Кроме того, Милнер был близок к Ллойд-Джорджу и в другом, очень важном вопросе- он, как и премьер, не верил в успех наступательной политики на Западном фронте и возлагал большие надежды на перспективы договоренности с Россией639. Милнеру должен был помочь генерал Генри Вильсон, посещавший до войны Россию и знавший императрицу Александру Федоровну еще по Дарм-штадту640.
   В полночь 21 января 1917 года группа из 50 английских, французских и итальянских представителей - союзническая миссия на будущей конференции - отплыла из порта
207

ГЕНЕРАЛЫ, ЛИБЕРАЛЫ И ПРЕДПРИНИМАТЕЛИ
Обан на пароходе Kildonan Castle в сопровождении двух эсминцев. После Шетландских островов их заменил крейсер Duke of Edinburgh. Столь жесткие меры были вызваны ростом активности германских подводных лодок641 и опасением повторения судьбы крейсера Hampshire, на котором погиб отправлявшийся в Россию военный министр лорд Китченер (это была первая попытка наладить утерянный после отставки Николая Николаевича-мл. с поста Верховного Главнокомандующего личный контакт между военным и политическим руководством двух стран642). Кроме английской делегации, которую возглавляли Милнер и генерал Г. Вильсон, в состав миссии входила французская делегация -П. Думерг (бывший премьер-министр, в это время - министр колоний) и ген. Кастельно и итальянская - во главе с министром без портфеля Шалойа, маркизом Карлотти и ген. Руджери.
   На пароходе главы союзнических делегаций провели совещание. Выступивший на нем Генри Вильсон заявил, что он категорически против плана комбинированного удара по Болгарии, ссылаясь на решение, принятое конференцией в Шантильи. Что же касается проблемы с оружием и боеприпасами, то Вильсон имел полномочия на разрешение поставок, однако, по его словам, готов был использовать его только после того, как убедится в способности и желании русских продолжать войну64'. Последние слова, как мне представляется, были весьма важными. Британские военные исходили из расчета, что союзники имеют пять солдат против каждых трех, которых могли выставить Центральные Державы. Следовательно, они могли потратить четырех солдат на уничтожение трех неприятельских и тем обеспечить победу644.
   Ясно, какое значение приобретала в этих планах Россия. Союзники боялись того, что в императорском правительстве после отставки А.А. Поливанова и С.Д. Сазонова укрепились сторонники сепаратного мира. Напрасно представитель Великобритании при Ставке генерал-майор Джон
208

11   ЗОНДАЖ СОЮЗНИКОВ, КАРТЫ ОТКРЫТЫ
Генбери-Вилльямс, убежденный в верности Николая II международным обязательствам и в его желании довести войну до победного конца, информировал об этом свое правительство645. К пропаганде русских либералов внимательно прислушивались в Лондоне и Париже.
   25 января Kildonan Castle пришел в порт Романов (Мурманск), и по недавно открытой железной дороге представители союзников отправились в Петроград. Это был первый поезд, прошедший по дороге, которая должна была способствовать выходу Империи из транспортной блокады. В столицу России миссия прибыла 29 января, и вечером того же дня под председательством русского министра иностранных дел Н. Н. Покровского состоялось предварительное собрание конференции. 31 января все члены союзнических делегаций получили аудиенцию у императора, кроме того, 2, 3 и 4 февраля им были отдельно приняты главы британской, французской и итальянской миссий646. (Чудовищно, учитывая убежденность правительства Франции в будущей революции в России, выглядел подарок ее президента императрице, украсивший приемную Александровского дворца, - гобелен, изображавший королеву Марию-Антуанетту с ее детьми647.)
   Кроме аудиенций у императора и переговоров с членами его правительства им предстояли встречи с представителями общественности. Эти встречи, как, впрочем, и сама конференция, не были предметом пристального внимания отечественного, да и зарубежного историка. О них можно было судить по «Военным мемуарам» Ллойд-Джорджа и, в лучшем случае, по воспоминаниям Роберта Брюса Локкарта. Вскоре после войны лорд Милнер скончался, не оставив мемуаров. Во время работы в архивах Форейн оффис мне не удалось обнаружить его отчетов, и я использовал ту их часть, которая была воспроизведена Д. Ллойд-Джорджем. На встречах Мил-нера с представителями общественных организаций переводчиком выступал Локкарт (с 1912 года - британский вице-
209

ГЕНЕРАЛЫ, ЛИБЕРАЛЫ И ПРЕДПРИНИМАТЕЛИ
консул в Москве, кстати, встречавший делегацию в Петрограде648), оставивший определенную информацию об этом. Однако картину великолепно дополняют дневники генерала (после войны - фельдмаршала) Г. Вильсона, с которым Мил-нер откровенно делился впечатлениями об увиденном и услышанном. В высшей степени характерно то, что о подобных встречах почти ничего не пишет в своих воспоминаниях французский посол М. Палеолог и ничего - его британский коллега Дж. Бьюкенен.
   Французский и английский послы в начале 1917 года были настроены весьма пессимистически относительно перспектив политической стабильности в России и состояния русской армии649. Именно в британском посольстве в первый же день своего пребывания в Петрограде к своему ужасу Мил-нер узнал о том, что неприязнь к императорской семье зашла так далеко, что возможность их убийства открыто обсуждается среди «ведущих русских кругов»650. Генерал Кастельно, получивший приблизительно такую же информацию от Палео-лога, сразу же заявил о том, что правительство Франции желало бы получить от Николая II гарантии относительно послевоенной судьбы прирейнских провинций651.
   На следующий день утром члены союзнической миссии отправились в Царское Село, где в 9-30 были представлены императору. В 13-30 они вернулись в город и уже в 14-00 Вильсон встретился с прибывшим из Могилева В.И.Гурко. Василий Иосифович собирался выехать раньше, под Новый Год, но специально задержался, для того, чтобы его прибытие в столицу не было связано с убийством Распутина. В Петроград он приехал только 5 января 1917 года652.
   Во время встречи, продолжавшейся почти два часа, Гурко изложил пожелания русского командования по военным поставкам. Он просил 4-000 75-мм орудий, 100 6-дюймовых полевых гаубиц (вместо первоначальных 600), 200 9,2-дюймовых (вместо 30-40). «Они очень тяжелые господа», -суммировал свои впечатления от разговора Вильсон6".
210

No comments:

Post a Comment