Wednesday, June 4, 2014

1 О.Р.Айрапетов Генералы либералы и предприниматели

О.Р. АЙРАПЕТОВ
ГЕНЕРАЛЫ, ЛИБЕРАЛЫ И ПРЕДПРИНИМАТЕЛИ:
работа на фронт и на революцию
[ 1907-1917]
МОСКВА
МОДЕСТ КОЛЕРОВ И Издательство «ТРИ КВАДРАТА» 2003












ББК 63 3(0)6 УДК 94(100) < 1914/19» А 367
Серия SELECTA под редакцией М А Колерова
Дизайн серии Сергей Митурич
Рецензенты
Брюс Меннинг (Bruce W Menning), профессор Командно-штабного колледжа Сухопутных войск США (ФортЛивенворт, Канзас, США),
Дэвид МакЛарен МакДональд (David MacLaren McDonald), профессор университета Висконсин (Мэдисон, Канада),
Федор Александрович Гайда, кандидат исторических наук, старший преподаватель кафедры государственной политики философского факультета МГУ им MB Ломоносова (Москва)
Айрапетов О Р Генералы, либералы и предприниматели работа на фронт и революцию 1907-1917 М МОДЕСТ КОЛЕРОВ и «ТРИ КВАДРАТА» 2003 -256 с
© О Р Айрапетов, 2003
© М А Колеров, состав серии, 2003



ISBN 5-94607-027-4


© «Три квадрата», 2003

Содержание
1 Перед войной проблемы, противоречия, противостояние 9
2 Ставка Верховного Главнокомандующего в боях 32
на внутреннем фронте
3 Работа на фронт, заказы за границей 97
4 Заказы в России, работа и политика 104
5 Путиловская история ГАУ и ЦВПК 112
6 Фронт цена вопроса 128
7 ЦВПК, друзья и союзники 148
8 Работа на революцию 164
9 Ставка, ГАУ и ЦВПК 176
10 Полки собираются под знамена 191
11 Зондаж союзников, карты открыты 205
Итоги 22 7
Summary 230
Примечания 233
Указатель имен собственных 249
Географический указатель 253
5

Настоящая работа является частью исследования,
осуществляемого при поддержке РГНФ - исследовательский проект
№02-01-00144а. Приношу благодарность моим рецензентам
и всем моим друзьям за поддержку. Особая признательность -
моему однокурснику МЛ.Колерову, без поддержки которого
эта публикация была бы вряд ли возможна.
О. А.

ЛЮДИ ВИДЯТ, куда ведет не только ошибочная политика власть имущих, но и демагогическое разнуздание грубейших инстинктов широких народных масс, к какому печальному концу для государства приводит безоглядное осуществление социалистических лозунгов и теорий. Было бы страшным преступлением для России, если бы на русской катастрофе поучались бы все, кроме самих русских.
КПКрамарж. Русский кризис. Прага-Париж, 1926. СЮ.
ГОСУДАРСТВЕННАЯ ДУМА - представительный орган страны - становится агитационной трибуной, революцио-нирующей эту страну. Народные представители, к которым прислушивается вся Россия, не задумываясь о последствиях, решаются взбунтовать темные массы накануне перелома военного счастья на фронте, исключительно в целях удовлетворения" своего собственного честолюбия. Разве здесь есть патриотическая идея? Наоборот, в существе всей работы этих людей заложена государственная измена. История не знает примеров подобного предательства. Вся последующая работа социалистов и большевиков по разложению России является лишь логическим последствием предательства тех изменников, которые подготовляли переворот, и последних нельзя так винить, как первых. Они по-своему были правы, они хотели преобразовать государственный и общественный строй России по своей программе - по тому рецепту, который являлся конечной целью их многолетней работы и мечтой, лелеянной каждым социалистом, какого бы он ни был толка. Это являлось осуществлением их идеологии.
КИ.Глобачев. Правда о русской революции. Воспоминания бывшего начальника Петроградского охранного отделения // Вопросы истории. 2002. №7. С.114.

Проблема подготовки России к Первой мировой войне
в экономическом отношении, равно как и проблема ее
военной экономики, имеет значительную историографию1.
Тем не менее, тема взаимодействия Главного
Артиллерийского Управления и Центрального Военно-
Промышленного Комитета в деле мобилизации экономики,
роли этих двух органов, равно как и роли Ставки
Верховного Главнокомандующего в процессах, приведших
к Февралю 1917 года, никак не может считаться закрытой.

-1 —
Перед войной:
проблемы, противоречия,
противостояние
/7ричин, крайне негативно
сказавшихся на подготовке Империи к войне, можно назвать несколько. Первая из них - негативное влияние русско-японской войны 1904-1905 и революции 1905-1907. Русская казна отошла от этих потрясений не скоро, и только с 1909 года стало возможным масштабное финансирование армии и флота. Впрочем, проблемы не исчерпывались исключительно хронической финансовой недостаточностью.
   В армии все понимали необходимость реформ, все были убеждены в неизбежности большой войны в Европе, и все видели, что после окончания войны в Азии ничего реально не было сделано. Принявший после окончания командировки в Азию 13-й Владимирский Уланский полк, расположенный под Варшавой, подполковник К.-Г. Маннергейм был потрясен тем, что из войны практически не было извлечено никаких уроков2. Последнее как раз не удивительно. Для извлечения уроков необходима была боевая учеба, а на нее не было средств. Более того, армия не могла выйти и на уровень боеспособности довоенного периода. «Следствием непродуманных мобилизаций, - вспоминал А.С. Лукомский, -было полное разрушение всех мобилизационных соображений в Европейской России, а если к этому добавить, что
    
ГЕНЕРАЛЫ, ЛИБЕРАЛЫ И ПРЕДПРИНИМАТЕЛИ
армии Дальнего Востока жили главным образом (курсив мой. - А.О.) за счет неприкосновенных запасов мирного времени(артиллерийские, интендантские и санитарные запасы), легко понять, какой хаос получился в Европейской России»3. Для извлечения уроков необходима была боевая учеба, а на нее не было средств. В 1906 дефицит бюджета составил 783 млн. руб. Расходы по содержанию дальневосточной армии, демобилизации и ликвидации последствий войны за этот год составили 919,5 млн. руб. В том числе и для покрытия этих расходов пришлось заключить иностранный заем на 2,25 млрд. франков (704,5 млн. руб.) и выпустить краткосрочные обязательства государственного казначейства на 336,4 млн. руб.. При этом на 1 января 1907 остаток золотого покрытия для выпуска кредитных билетов равнялся всего лишь 12 млн. руб4. Средств на армию катастрофически не хватало.
   В конце 1906 года Главное Артиллерийское Управление было завалено жалобами из Варшавского, Киевского, Петербургского Военных округов. Суть их сводилась к следующему: окружные артиллерийские управления не получили положенных им средств ни на ремонт оружия, ни на производство стрельб даже из ручного стрелкового оружия. Между тем по существовавшему положению ассигнование должно было произойти в начале года. Денег не получили ни возвратившиеся с Дальнего Востока части, ни те, кто оставался в России5. 13 января 1907 под председательством генерал-лейтенанта А.Ф. Забелина было проведено заседание комиссии по рассмотрению расходов Военного ведомства, относимых на чрезвычайный кредит прошедшего года. Выяснилось, что недополученный размер сумм на огневую учебу войск равнялся 243-773 рублям! Одновременно требовалось 181.070 рублей для обучения новобранцев и удовлетворения нужд вернувшихся с Дальнего Востока частей. Вопрос остался неразрешенным и обсуждался потом в мае и июле 1907 на заседаниях с участием с Министра финансов,
10

1   ПЕРЕД ВОЙНОЙ  ПРОБЛЕМЫ, ПРОТИВОРЕЧИЯ, ПРОТИВОСТОЯНИЕ
Морского и Военного министров, товарища Государственного Контролера. В результате только 26 июля 1907 императором было утверждено выделение 181.070 рублей «на удовлетворение возвратившихся с театра войны частей войск предметами артиллерийского довольствия по сроку 1906 года и на строевое обучение новобранцев при войсках Европейской России, назначенных в войска Д<альнего> Востока»6. Это фактически означало, что даже строевое обучение этих войск и за 1907 год было сорвано, на стрельбу средства не выделялись.
   Революция весьма помешала подготовке армии к войне, и не только разорением государственных финансов. В течение первых десяти месяцев 1906 года войска призывались гражданскими властями 2.330 раз, причем в 158 случаях приходилось применять оружие. На армию, как вспоминал Военный министр А.Ф. Редигер, привыкли смотреть как на полицейскую силу: «Войска продолжали трепать безбожно, требуя от них караулы не только для охраны банков, казначейств и тюрем, но и почтово-телеграфных отделений и даже винных лавок! Войска должны были охранять железные дороги и сопровождать поезда, нести наряды по усилению полиции, недостаточность которой усугублялась громадным в ней некомплектом чинов. Хуже всего войска трепались на Кавказе, но и, например, в Варшаве нижние чины ставились на улицах в помощь городовым или вместо них. Войска при этом расстраивались, в них не производилось занятий, а нижние чины, взятые в полицию, скоро переставали быть солдатами»7. Но и после революции восстановление армии шло недостаточно быстро. Редигер даже предложил П.А. Столыпину за счет сокращения армии создать новую полицейскую стражу путем формирования ее призывниками по образцу существовавших жандармских дивизионов. К сожалению, этот проект не получил развития. Слабость полиции мало беспокоила Министерство Внутренних дел - оно знало, что в случае не-
11

ГЕНЕРАЛЫ, ЛИБЕРАЛЫ И ПРЕДПРИНИМАТЕЛИ
обходимости может обратиться к армии8. Части полицейской стражи оставались никому не нужными, армия развивать их за свой счет не собиралась. Министерство финансов постоянно выдвигало требования экономии, Военное министерство вплоть до 1910 года оставалось в долгу у казенных железных дорог и у КВЖД за перевозки, вызванные только русско-японской войной, не считая мирное время, начиная с 1907 При этом за 1910 этот долг вырос с 252.952,21 руб. до 266.492,11 руб.9.
   Однако проблемы армии не ограничивались недостаточным финансированием. Управление Вооруженными силами было дезорганизовано недоста'точно эффективной системой управления. «По своей долголетней службе в Главном Управлении Генерального Штаба до конца 1906 года, в качестве начальника Оперативного Отделения, - вспоминал фактический преемник генерала М.В.Алексеева в ГУГШ Ю.НДанилов, - а с конца 1908 года - в должности сначала 1 -го Обер-Квартирмейстера, а затем Генерал-Квартирмейстера Генерального Штаба, я был хорошо знаком с состоянием всей русской армии в этот период времени, как равно и с ходом работ по ее воссозданию. В течение двух промежуточных лет с 1906 по 1908 год, я, по должности Командира пехотного полка, успел близко прикоснуться и на практике к войсковому быту и армейским нуждам того времени. И я не могу охарактеризовать иначе период времени с 1906 по 1910 год включительно, а может быть, даже и более продолжительный, как назвав его периодом полной военной беспомощности»10.
   В 1908 году усиливается внимание к армии и ее бедственному положению со стороны Государственной Думы. Прежде всего, Дума добилась права обсуждать ассигнования на оборону более конкретно. Для использования этого права необходимы были специалисты. «По инициативе А.И.Гучкова и ген. Василия Гурко, - вспоминал А.ИДеникин, - образовался военный кружок из ряда лиц, занимавших
12

1. ПЕРЕД ВОЙНОЙ: ПРОБЛЕМЫ, ПРОТИВОРЕЧИЯ, ПРОТИВОСТОЯНИЕ
ответственные должности по военному ведомству, который вошел в контакт с умеренными представителями Комиссии по государственной обороне. Многие участники кружка, как ген. Гурко, полковники Лукомский, Данилов и другие, играли впоследствии большую роль в Первой мировой войне. Все эти лица не имели никаких политических целей, хотя за ними и утвердилась шутливая кличка «младотурок»... Военные министры Редигер и потом Сухомлинов знали об этих собраниях и им не препятствовали»11. Более того, Редигер поначалу приглашал к себе на квартиру 5-6 человек во главе с Гучковым для обсуждения вопросов государственной обороны. Особенно близок с лидером октябристов был В.И.Гурко, знакомство которых восходило ещё ко временам англо-бурской войны12. По свидетельству самого В.И.Гурко инициатором создания этой группы был не он сам, и не А.И.Гучков, а член комиссии по Государственной обороне III Думы, а человек, очень близкий Гучкову, -А.И.Звегинцев.
   Гучков предложил Гурко собрать группу офицеров для обсуждения военных реформ, которая должна была поднять уровень проектов-Комиссии. В качестве условия своего согласия Гурко поставил разрешение подобной деятельности со стороны Военного министра Редигера и начальника Генерального Штаба Палицына. В круг офицеров входило в разное время от 10 до 12 человек, среди них и М.В. Алексеев, занимавший тогда должность 2-го генерал-квартирмейстера в Главном Управлении Генерального Штаба13. Сам Гучков вспоминает, что с Алексеевым и Н.И. Ивановым он познакомился во время русско-японской войны. В Петербурге это знакомство продолжилось: «Видя во мне человека, желающего восстановить нашу военную мощь после этого ослабления, созданного японской войной, они в очень, правда, дискретной форме помогали мне ориентироваться в военных вопросах, указывая главные потребности. Они не были в числе моих главных осведомителей, они
13

ГЕНЕРАЛЫ, ЛИБЕРАЛЫ И ПРЕДПРИНИМАТЕЛИ
мне язвы военного ведомства не раскрывали, а просто давали те или другие советы. Вон оттуда это началось»14. Эти контакты, ни к чему не обязывающие Алексеева, учитывая его отношение к ближайшим сотрудникам гучкова вроде Поливанова, могли состояться только с санкции командования. Однако доверительного характера, как признает и Гучков, они не носили.
   С разрешения министра на квартире Гурко для обсуждения проектов военных реформ собирались видные представители министерства. Иногда эти встречи проходили и на квартирах других лиц, например, П.Н.Крупенского15. Среди ближайших сотрудников Гучкова - членов Государственной Думы - можно назвать еще Н.В.Саввича, ГШ.Крупенского, гр. В.А.Бобринского, от военных - Н.Н.Янушкевича, А.СЛуком-ского, Д.Ф.Филатьева, ААЛоливанова, А.З.Мышлаевского16. Этот список можно увеличить именами Головина, Крымова, Деникина, Стогова. Основу кружка составили члены военной комиссии по истории русско-японской войны, во главе которой стоял ген. В.И.Гурко17. Судя по всему, именно этот кружок Н. Берберова, ссылаясь на доклад М.С. Маргулиеса «Масонство в России за последние 25 лет», называет петербургской масонской «Военной ложей», «в которую краткое время входили А.И. Гучков, ген. Василий Гурко, Половцев и человек десять высоких чинов русских военных»18. Данные Берберовой нуждаются в постоянной перепроверке. Все участники событий или наиболее информированные лица сходятся лишь в одном - в численности этой группы 10-12 человек. В остальном существуют разногласия.
   П.А.Половцев в это время находился в длительной командировке разведывательного характера в Индии и Китае. Безусловно одно - связь, а тем более сотрудничество с Гучковым для кадрового военного имела политический характер и как таковая она воспринималась не только исследователями, но уже и современниками. Так, например, П.А.Столыпин  категорически  отказался  удовлетворить
14

1   ПЕРЕД ВОЙНОЙ  ПРОБЛЕМЫ, ПРОТИВОРЕЧИЯ, ПРОТИВОСТОЯНИЕ
просьбу ген. П.Курлова о назначении В.И. Гурко на пост начальника штаба корпуса жандармов именно из-за близких отношений последнего с А.И.Гучковым19. Существовала «Военная ложа» или нет, сказать наверняка почти невозможно, но важно другое: в это время начинается деловое знакомство Алексеева и Гучкова20. Это знакомство будет иметь самые различные последствия. Контакты не прерывались и позже. И не только с Гучковым. Интересно, что когда А.И.Звегинцев погиб на фронте (в ноябре 1915 года) и его жена, оказавшаяся в затруднительном положении, обратилась за помощью к Алексееву (Звегинцев был подполковником, причисленным к Генеральному Штабу, и она просила о производстве его на день смерти в полковники с переводом в Генеральный штаб, что весьма повысило бы полагавшуюся ей пенсию), то встретила у него полное сочувствие21.
   Работа кружка «младотурок» продолжалась около двух лет. Генерал В.А.Сухомлинов, помимо своей воли втягивавшийся в конфликт с Думой, принял меры, поддержанные императором, к «распылению этого соправительства», распределив его участников по командным должностям вне столицы22. О том, что эти собрания на квартире ген. Гурко проводились с разрешения Редигера и Сухомлинова, упоминает и ген. В.ФДжунковский: «На этих собеседованиях сообщались такие секретные данные, которые не могли быть оглашаемы в Думе. Благодаря этому работа Думы с Военным министерством проходила в Третьей, а затем и в Четвертой Думе без особых затруднений»23. Вполне возможно, что Ре-дигер и дал* подобное разрешение, но нет никаких оснований доверять тому, что эти собрания санкционировал его преемник. Кроме того, сотрудничество Думы и министерства было далеко не столь безоблачным как это пытается доказать товарищ Министра внутренних дел.
   Сам Сухомлинов дает несколько иную версию своего отношения к этому кружку, и, как мне представляется, более верную, чем та, которую дает Деникин: «Когда я принял ми-
15

ГЕНЕРАЛЫ, ЛИБЕРАЛЫ И ПРЕДПРИНИМАТЕЛИ
нистерство, мне и в голову не приходило, что вне этого ведомства народилась еще какая-то комиссия вне ведения военного министра, состоящая из военных чинов, под председательством Гучкова, при Государственной Думе. Совершенно случайно узнал я об этом; список участников, 8 или 10 человек, был вскоре у меня в руках. В нем, между прочим, значился генерал Гурко, редактор истории японской кампании, полковник барон Корф и др. чины военного ведомства»24.
   В любой армии и в любой стране контакты подобного рода не приветствовались. Военные могли спорить между собой, но обращение к политикам было нарушением норм корпорации. Как отмечал Д. Ллойд Джордж: «...для солдата обратиться к какому-либо гражданскому судилищу, подвергая сомнению стратегический план или компетентность своих начальников, является само по себе таким прегрешением против профессиональной этики, которое делает его отщепенцем»25. Превратиться в отщепенца было тем проще, что всегда находились доброжелатели, охотно использовавшие сикофантию для сведения личных счетов.
   Термин «младотурки» применительно к членам этого кружка ввел в оборот М.Д.Бонч-Бруевич, для того чтобы насолить своим противникам из Николаевской академии, где два раза не проходила его профессорская диссертация, и испортить им репутацию. Это ему удалось. Как выходец из Киевского Военного округа он пользовался расположением нового Военного министра - генерала Сухомлинова, под началом которого он служил в этом округе, и постоянно использовал это доверие, в частности, для того, чтобы подавать информацию о состоянии дел в Академии в нужном себе свете26. Такая манера действий соответствовала и тогдашним убеждениям этого человека. «Без широкого образования, несколько тупой, но чрезвычайно упорный, - вспоминал А.С.Лукомский, - с громадной трудоспособностью и большой волей, Бонч-Бруевич считался хорошим и крайне
16

1   ПЕРЕД ВОЙНОЙ ПРОБЛЕМЫ, ПРОТИВОРЕЧИЯ, ПРОТИВОСТОЯНИЕ
добросовестным офицером Генерального штаба. По своим убеждениям он был правее правых. В период первой революции 1905 года он написал ряд статей, проникнутых необходимостью расправиться с революционерами самым беспощадным способом»27.
   Необходимо отметить, что кличка «младотурки» носила далеко не безобидный и не шуточный характер. В 1909 году А.И. Гучков отправился в Константинополь, где незадолго до этого путем переворота пришла к власти партия «Единение и Прогресс». Многие из ее военных вождей получили образование в Константинопольской академии Генерального штаба, под руководством немецких офицеров. Они были сторонниками европейской ориентации. Младотурки были тогда весьма популярны в Европе, с ними связывались большие надежды будущего прогрессивного развития Турции.
   Необходимо было время, чтобы появились другие оценки правительства турецких революционеров, как, например, эта, данная послом США в Турции: «Младотурки были не правительством, на самом деле они были безответственной партией, неким секретным обществом, которое интригой, запугиванием, убийством достигло большинства постов в государстве»28. Однако методы младотурок проявились довольно рано. За несколько лет в результате чисток офицерского корпуса, подозреваемого в лояльности старому режиму, они совершенно разложили старую армию: «Армия, раньше с большим или меньшим успехом померявшаяся с русской, после 4-летнего хозяйничания младотурок потеряла совершенно свое лицо при первых же встречах с жалкими болгарскими ополченцами... младотурки порвали с действительностью, с массами, с реальными основами, на которых можно было основать строительство турецкой армии; опираясь на твердую диктатуру, на партийный деспотизм, превосходивший деспотизм султана Абдул-Гамида, они начали сооружать, в царстве мечты, свою Вавилонскую башню, по типу и подобию готики Кельнского собора»29.
17

ГЕНЕРАЛЫ, ЛИБЕРАЛЫ И ПРЕДПРИНИМАТЕЛИ
   Как мне представляется, далеко не случайно Гучков начал атаку на Сухомлинова с того, что сравнил действия Военного министра с введением виртуозного политического сыска, имевшего место в армии султана30. Между тем политический контроль (и к тому же весьма изощренный) над Вооруженными силами был присущ далеко не только монархиям и новоявленным партийным диктатурам. В 1900 году премьер-министр Франции Пьер Мари Вальдек-Руссо отправил в отставку Военного министра генерала Гастона де Галифе - убежденного антидрейфусара, реакционера, имевшего, однако, огромный авторитет в армии. На его пост был назначен твердый республиканец Луи Андрэ, который привел в министерство своих сторонников, в том числе и майора Мориса Саррайля - будущего командующего Сало-никским фронтом. В 1904 году разразился грандиозный скандал - выяснилось, что через местные масонские организации Андрэ и его сотрудники собирали информацию на офицеров и генералов французской армии. Тех из них, кто обвинялся в приверженности (и даже принадлежности!) к церкви и консервативным убеждениям (как правило, это были представители дворянских фамилий), обходили при чинопроизводстве31. Впрочем, об этом европейском опыте не то что бы не знали - предпочитали не знать.
   Параллель между «кровавым султаном» Абдул Гамидом II, свергнутым в 1908 году, и Николаем II «кровавым» хорошо накладывалась на излюбленный либеральными кругами до событий 1905-1908 тезис о том, что Россию и Турцию объединяют варварские, азиатские формы правления. Повторю свою мысль, что в 1908-1909 годах прозвище «младотурок» носило далеко не шутливый характер, особенно для группы военных, по большей части старших офицеров и генералов Генерального штаба, поддерживавших постоянную связь с оппозицией монарху. «Взгляды Гучкова ни для кого не составляли секрета: ещё в 1908 году он с восторгом отзывался о работе младотурок и находил необходимым исправить
18

1   ПЕРЕД ВОЙНОЙ ПРОБЛЕМЫ, ПРОТИВОРЕЧИЯ, ПРОТИВОСТОЯНИЕ
ошибку борцов за свободу в 1905 году, не обративших перед задуманным движением достаточного внимания на армию, верность которой не удалось поколебать»32. Октябристы, как и большевики, в ходе первой русской революции оказались не на высоте в борьбе за армию, но, в отличие от левых, они видели целью этой борьбы привлечение к себе симпатий командного, а не рядового состава.
   Это полностью укладывалось в систему поведения Гучкова во время революции 1905-1907. Он тяготел к такому изменению системы государства, которое сохранило бы его границы и общественный порядок, к контролируемому выходу из-под контроля императорского правительства, который могла обеспечить в реальных условиях России начала XX века только армия, и причем кадровая армия, армия мирного времени с нетронутыми офицерскими и унтер-офицерскими кадрами, обеспечивающими подчинение рядового состава. В октябре 1905 года во время политической стачки он категорически протестовал против участия в ней работников здравоохранения и водоснабжения, так как это могло подорвать нормальное функционирование городских служб, вызвать хаос. Интересно, что будущий глава Городского Союза во время Мировой войны М.В.Челноков стоял на противоположной позиции33.
   На земском съезде, состоявшемся в ноябре 1905 года в Москве, А.И.Гучков выступил против требования отмены смертной казни в Польше, связав возможность подобного требования с категорическим осуждением политического террора. Тогда он остался в меньшинстве34. Таким образом, увлечение опытом бескровного переворота в Турции, приведшего к конституции (на деле - к диктатуре прогрессистов) и осуществленного армией, было естественно для лидера октябристов. Интересно, что часть этого предвоенного кружка приняла активное участие в событиях февраля 1917 года, а молодые полковники Генерального штаба, сразу же поддержавшие революцию и объединив-
19

ГЕНЕРАЛЫ, ЛИБЕРАЛЫ И ПРЕДПРИНИМАТЕЛИ
шиеся вокруг Гучкова, также назвались этим прозвищем. Один из них - П.А.Половцов вспоминал: «Наименование «младотурки» еще перед войной применялось к некоторым молодым офицерам Генерального Штаба, слишком ретиво проповедовавшим о необходимости всяких реформ. Теперь оно всплыло и шутливо применялось в компании Генерального штаба, объединившейся во время революции в Государственной Думе»35.
   Гучков в своих речах довольно жестко критиковал Совет Государственной обороны, считая его «серьезным тормозом в деле реформы и всякого улучшения нашей государственной обороны»36. По мнению израильского исследователя Пинчука, октябристы выступали против СГО, возглавляемого Вел. кн. Николаем Николаевичем-мл., предполагая передать функции Совета правительству, усилить позиции Военного министра ген. Редигера, с которым они связывали надежды проведения модернизации Вооруженных сил Империи, в том числе - принятие нового вооружения и уничтожения устаревших крепостей37. Думцы работали с бюджетами Военного и Морского министерств, исходя из внутриполитических соображений. Они прежде всего поддерживали политические тенденции, а не армию или флот. Они готовы были готовы сотрудничать с Григоровичем, но не с Воеводским, с Редигером, но не с Сухомлиновым. Обсуждались при этом практически одни и те же программы. Как мне представляется, это и было причиной думских колебаний. Современник этих событий, кадровый офицер и участник русско-японской войны отмечал:
«При обсуждении в Государственной Думе бюджетов военного и морского министерств высказывается немало поже-ланий, похвал и порицаний отдельно по адресу того или иного министерства; смотря по настроению народных представителей - одни предлагали вместо постройки новых броненосцев обновить неприкосновенные запасы в армии, а другие предлагают уменьшить численность армии и на-
20

1   ПЕРЕДВОЙНОЙ ПРОБЛЕМЫ, ПРОТИВОРЕЧИЯ, ПРОТИВОСТОЯНИЕ
счет достигнутой экономии по сухопутному ведомству организовать морскую оборону наших побережий. Все эти дебаты и споры имели характер крайне поверхностный и вполне случайный; нет сомнения, что ни один из депутатов не взял бы на себя смелость с легким сердцем распределять эти средства между военным и морским министерствами по одному лишь усмотрению, без глубокого изучения вопросов морской и сухопутной обороны государства во всем их тесном органическом взаимодействии, которое существует на самом деле»38.
   Но логика этих действий была неясной только лишь для строевых офицеров, не искушенных в логике парламентской борьбы. Более верным мне кажется определение этой деятельности очевидцем близким к либеральным кругам -британским журналистом Пэрсом: «Дума получила возможность продемонстрировать, что она была более патриотичной, чем Министерство. Она могла показать, что она была более искренно заинтересована в репутации России и в реставрации ее военной мощи»39. Эта демонстрация не осталась незамеченной теми военными, которые были весьма недовольны тем, что реформы в армии не решали проблем подготовки к возможной войне. Однако нельзя не отметить, что М.В. Алексеев отнюдь не был среди активных сотрудников Гучкова, да и наиболее активная работа этого кружка, как и его роспуск выпали на период отсутствия Алексеева в Петербурге, период наиболее активного его сотрудничества с Сухомлиновым.
   Нельзя не отметить еще одного факта, весьма болезненно сказавшегося уже в первый год войны - о мобилизации промышленности в министерстве и ГУГШ почти не думали40. Никто, в том числе и будущие ярые критики ВА.Сухо-млинова, не смогли предвидеть масштабы будущей войны. Однако именно ему принято вменять в вину совершенные ошибки в оценках среднестатистических запасов патронов,
21

ГЕНЕРАЛЫ, ЛИБЕРАЛЫ И ПРЕДПРИНИМАТЕЛИ
снарядов, винтовок, орудий и т.п. Чтобы правильно оценить проделанную при министре в этой области работу, полезно будет сравнить следующие цифры. В войну 1829 года запас на орудие составлял 25 зарядов, в 1855 году - 50, в 1877 году
- 100. Русская полевая 3-дюймовая пушка образца 1902 года
делала на полигоне до 20 выстрелов в минуту, а в боевой об
становке до 12-13- В войсках ее называли «мотовкой». 4,8-
дюймовая гаубица образца 1904 года делала 1-2 выстрела в
минуту. Расход снарядов во время русско-японской войны
доходил до 522 за несколько часов боя. В среднем же расход
снарядов на одно орудие составил: во время Ляоянских боев
- 190, боев на Шахэ - 25, под Сандепу - 88, под Мукденом -
387 выстрелов, а за всю войну 1276 русских орудий израсхо
довали 918.000 снарядов, приблизительно 720 выстрелов на
каждое. После войны требования к артиллерийскому запасу
довели до 1.000 зарядов на орудие. Распределялся он следу
ющим образом: в передке - 3<5 снарядов, в зарядном ящике
боевой части - 88, в батарейном резерве - 88, в запасном
передке 4-5, в парках - 161 снаряд. Всего в частях хранился
запас по 428 снарядов на орудие, на складах, в так называе
мых «местных парках» - 572 снаряда. Общий запас дости
гал, таким образом, 1.000 единиц на орудие, 15% которых
были с гранатами, 85% - с шрапнелями41.
   Таким образом, был сделан правильный вывод из событий прошлой войны, в которой русская трехдюймовая пушка имела на вооружении только шрапнельный снаряд. Теперь это орудие получало и гранату, а количество снарядов в расчете на один ствол примерно на треть превысило норму израсходованных боеприпасов в прошлую войну. Оставалась другая проблема - рост интенсивности огневого боя. Каждый раз во время очередной войны потребность в патронах и снарядах превосходила довоенные нормы. В русско-японскую войну на каждую винтовку было израсходовано 880 патронов. В 1908 году были установлены следующие нормы: 1.000 патронов на винтовку, 75-000 на пуле-
22

1  ПЕРЕД ВОЙНОЙ ПРОБЛЕМЫ, ПРОТИВОРЕЧИЯ, ПРОТИВОСТОЯНИЕ
мет, 1.000 снарядов на легкое орудие. В 1912 году обсуждалась, но не была утверждена норма в 1500 снарядов. Причиной отказа от нее были относительно небольшие сроки хранения снарядов - от 8 до 10 лет. Кроме того, за это время снаряды такого образца могли устареть. В 1911 году была установлена норма снарядов для полевой гаубицы -1.20042. На маневрах Киевского Военного округа в 1911 году была продемонстрирована правота претензий Сухомлинова к финансированию. Возникла очень жизненная для будущей войны ситуация: «Многие батареи при оживленной пальбе преждевременно израсходовали свои патроны, и критики указывали на подобный чрезмерный расход зарядов, - возможный лишь на парадном маневре. В Маньчжурии в среднем расходовалось по 500 выстрелов на орудие. Но на этих маневрах должно было получиться впечатление, - что нужны будут тысячи»43.
   Вскоре эти впечатления получили подтверждение на практике. В ходе балканских войн расход использованного болгарской армией боекомплекта поднялся опять, в очередной раз превзойдя довоенные ожидания. Одной из причин поражения Болгарии во 2-й войне был недостаток снарядов. Запас в 350 выстрелов на орудие заместитель Главнокомандующего генерал-лейтенант Д. Радко-Дмитри-ев считал достаточным лишь на 2-3 дня44. Кроме того, в этом конфликте уже наметились особенности, характерные скорее для Первой мировой войны, а именно преобладание расхода снарядов над патронами. На каждую винтовку приходилось по 300 патронов, в то время как на орудие - 900 снарядов45. Если ранее в ГУГШ думали скорее не о новых повышенных нормах боепитания, а о том, чтобы достичь старые, существовавшие до русско-японской войны, то теперь ситуация изменилась. ГУГШ с учетом новых реалий потребовал увеличить норму снарядного запаса до 1-500 на ствол. Однако из требуемых на это 60 млн. рублей в распоряжении Главного Артиллерийского управления
23

ГЕНЕРАЛЫ, ЛИБЕРАЛЫ И ПРЕДПРИНИМАТЕЛИ
имелась только 1/6, то есть 10 млн. рублей. Высокие нормы огневых запасов подразумевали увеличение их производства. Наиболее разумным выходом из создавшегося положения, по мысли Маниковского, были бы инвестиции в новые военные заводы или значительная реконструкция старых. Это, конечно, приостановило бы создание снарядного запаса на несколько лет, но к 1914 году началось бы резкое увеличение поставок46. Однако такое решение в обстановке, постоянно чреватой международным конфликтом, было небезопасно.
   В то время как ген. ААМаниковский отстаивал идею строительства новых казенных военных заводов, министерство финансов перестало выделять средства даже на имевшиеся оборонительные предприятия. Немаловажную роль в этом решении сыграл и тот факт, что военные уже вышли на запланированные ими же показатели. В 1912 году министерство финансов даже собиралось закрыть Сестро-рецкий оружейный завод. Как отмечал В.Федоров, служивший тогда в ГАУ: «Беда русских заводов да и вообще всех предприятий военной промышленности заключалась в том, что им приходилось работать рывками, главным образом во время войны. В обоих случаях наряды выполнялись в невероятной спешке, а заводы значительно расширялись и разбухали. Затем, когда проходило горячее время, их опять свертывали, а рабочие должны были пускаться в странствие на заработки. Начальники заводов, как правило, бегали в поисках каких-нибудь нарядов. Мы в шутку называли начальника Сестрорецкого завода, обивавшего пороги различных отделений Главного Артиллерийского управления, «нищим, выпрашивающим подаяние»47. Таких «нищих» было немало - так, например, в связи с упразднением крепостей, естественно были упразднены и практические стрельбы крепостной артиллерии. Это решение вызвало и сокращение нарядов на производство бездымного пороха в 1914 для стрельб крепостной, береговой и тяже-
24

1  ПЕРЕД ВОЙНОЙ: ПРОБЛЕМЫ, ПРОТИВОРЕЧИЯ, ПРОТИВОСТОЯНИЕ
лой полевой артиллерии. Предполагалось, что для учебы последних двух видов оружия будут использованы запасы упраздняемых крепостей. В результате три казенных пороховых завода - Охтенский, Шосткенский и Казанский - немедленно оказались в сложнейшей ситуации. И это после того, как наряды на 1913 год составили 103.650 пудов пороха, в два раза превысив показатели предыдущего года (с учетом заказа Морского министерства на 80.800 пудов). Резкое увеличение производства пороха в 1913 году сначала вызвало понижение цен на пуд, а вслед за этим, в связи с достижением поставленных задач, заводы столкнулись со значительным сокращением заказа48. Естественно, что у заводов не оставалось другого выхода, как идти по пути, описанному В.Федоровым. Неудивительно, что предложение ГАУ о строительстве нового порохового завода до войны так и не было поддержано. Только в 1913 году начались работы по незначительному расширению трех имевшихся пороховых заводов и строительство 8 снаряжательных мастерских49.
   Перед русской казенной военной промышленностью накануне войны стояли и другие проблемы, и создавали их складывающиеся отечественные монополии. Последствия появления военных заказов были неоднозначны. Начавшийся в 1909 году экономический подъем заставлял военных, прежде всего, торопиться с решением старых, если не застарелых, проблем, оставшихся еще с 1905 года. Оживление в развитии промышленности было вызвано упрочением состояния государственных финансов и курса рубля, хорошие урожаи 1909-1910 и 1912-1913 годов, значительный рост заказов как со стороны казны, так и частного рынка. Сами предприниматели в лице Совета съездов представителей промышленности и торговли выделяли именно значение урожаев и казенных заказов50. За 15 лет, предшествовавших Первой мировой войне (1898-1913), из 21,9 млрд. руб. русских активов около 80% всех поступлений бы-
25

ГЕНЕРАЛЫ, ЛИБЕРАЛЫ И ПРЕДПРИНИМАТЕЛИ
ло получено за счет экспорта, а остальные средства - за счет государственных займов (2 млрд. руб.) и иностранных вложений в промышленность, торговлю и кредитные учреждения51. Эти поступления, а следовательно, и стабильность русской экономики, во многом основывались на хлебном экспорте. Даже в неблагополучном 1911 году, когда в России было собрано 3,77 млрд. пудов зерновых (против 4,6 млрд. пудов в 1910,4,48 млрд. - в 1912, и 5,41 млрд. -в 1913), объем вывоза хлеба изменился не существенно. В 1911 он составил 821 млн. пудов (против 847 млн. пудов в 1910, 548 млн. - в 1912, 648 млн. - в 1913). Доходы от экспорта при этом составили: в 1910 году - 735,3 млн. руб., в 1911 - 735,3 млн. руб., в 1912 - 547,1 млн. руб., в 1913 - 589,9 млн. руб.52.
   Таким образом, даже в неурожайном 1911 году, когда в 20 губерниях страны голодало несколько миллионов человек, а в Думе шло острое обсуждение вопроса о земле, инициированное крестьянскими депутатами, доходы России от экспорта превосходили, и притом существенно, показатели гораздо более благоприятных для сельского хозяйства 1912и 1913 годов. С началом итало-турецкой войны в сентябре 1911 года положение на Проливах периодически обострялось, что приводило к их временному закрытию в 1912-1913 годах. Ущерб, которые несла при этом Россия, превосходил 30 млн. руб. в месяц53. Но свободная наличность, достававшаяся Министерству финансов с таким трудом, терялась не только из-за обострения внешнеполитической обстановки.
   Синдикаты «Продутоль» и «Продамет» взвинчивали цены на уголь и металл, срывали сроки их поставки, поставляли продукцию, качество которой не удовлетворяло, по словам представителей Военного министерства, «повышенным требованиям современной техники»54. До 1909 года по действующим контрактам в Киевском окружном арсенале цены по контрактам на сортовое железо и на поделочную сталь
26

1. ПЕРЕД ВОЙНОЙ: ПРОБЛЕМЫ, ПРОТИВОРЕЧИЯ, ПРОТИВОСТОЯНИЕ
равнялись 1,4 и 1,6 рубля за пуд. Но в этом году произошел перелом — «Продамет» включил в свой ассортимент эти товары и на первых же торгах они подорожали до 1,92 рубля за пуд. С 1908 года они только увеличивались. С 1908 по 19П рост цен составил: на железо сортовое - на 90% (с 1,4 до 2,65 руб.); на железо угловое - на 66% (с 1,4 до 2,33 руб.); железо листовое - на 15% (с 2.13 до 2,45 руб.); на сталь поделочную - на 47% (с 1,6 до 2,35 руб.)55.
   «Указанному выше возрастанию цен на железо Хозяйственный Комитет, - отмечалось в журнале данного комитета Киевского арсенала от 26 сентября 1911 года, - не видит пределов и не имеет в распоряжении средств воздействовать на Общество («Продамет») в целях снижения цен»56. Эти ожидания оправдались. С 1910 года резко возросли и цены на топливо, при том, что добыча его не уменьшалась. Так, например, с 1910 по 1913 годы добыча каменного угля выросла почти на 50%, с 1.552 до 2.214 млн. пудов. Добыча нефти не увеличивалась, но и не сокращалась57.
   Тем не менее, если в 1910 году пуд рядового паровичного угля стоил 8,5 копеек, то в 1913 - уже 12,5 коп., а в июне 1914 - 13,5 коп. Те же показатели по литейному коксу составили 15,6 коп. (1910), 29,7 коп. (1913), 24 коп. (июнь 1914), а по сырой нефти в Баку - 15,4 коп. (1910), 42,7 коп. (1913), 45,1 коп. (июнь 1914).С19Ю по 1913 цена на уголь увеличилась в 1,47 раза, на кокс в 1,9 раза и на нефть в 2,77 раза. При этом цены на нефть и уголь росли интенсивнее, чем в предшествующие годы, что было результатом спекулятивной политики «Про-дугля», «Нобель-Мазута», «Шелл» и др.58.
   Не отставали от них и металлурги. В 1913 году цены на угловое и листовое железо выросли до 2,95 и 2,94 руб. за пуд, на поделочную сталь - до 2,65 руб. за пуд. Несколько понизились лишь цены на сортовое-железо - до 2,6 руб. за пуд59. В марте 1914 года Хозяйственный Комитет Петербургского Арсенала отмечал: увеличение объема военных заказов провоцировало рост количества синдикатов, в них начали ели-
27

ГЕНЕРАЛЫ, ЛИБЕРАЛЫ И ПРЕДПРИНИМАТЕЛИ
ваться не только производители стали, железа, кожи, угля, кокса, но даже дров. Менее чем за год до этого на ту же закономерность обращал внимание и соответственный комитет Шосткенского порохового завода - за последние годы цены на лесные материалы повысились более чем на 40%, а на дрова - до 75%. Этому было только одно объяснение - сговор «между лесопромышленниками»60.
   Этого было мало - синдикаты систематически уклонялись от принятия формальных обязательств при заключении контрактов, и в результате казенные заводы не имели гарантий в точном и своевременном исполнении заказов. Бывали и случаи отказа частных заводов от производства железа и стали по нормам, предъявляемым арсеналами, при этом частные заводы на этапе предварительной борьбы за заказ были достаточно активны61.
   Жалобы руководителей казенных военных заводов и арсеналов на синдикаты были нескончаемыми. «...Начальник завода, - отмечалось в журнале Хозяйственного Комитета Шосткенского порохового завода от 18 августа 1913г.,- предложил Комитету переобсудить вопрос о борьбе с синдикатами, приняв во внимание тот материал, который совершенно ясно указывает, что синдикат, стачка и сговор (курсив мой. -АО.) приносят казне громадный убыток»62.
   В марте 19Н года в Главное Артиллерийское Управление стали поступать рапорты начальников Брянского, Петербургского арсеналов и командующего Киевским Военным округом, буквально побуждавшими ГАУ начать борьбу за сырьевую независимость военной промышленности. Временно исполняющий должность начальника Брянского Арсенала генерал-лейтенант АЮАкерман сообщал:
«...наиболее рациональными и действительными средствами для выхода из ненормального и невозможного положения (курсив мой. -А.О.) технических заведений в отношении заготовления необходимых металлов, угля и нефти нахожу нижеследующие:
28

1. ПЕРЕД ВОЙНОЙ: ПРОБЛЕМЫ, ПРОТИВОРЕЧИЯ, ПРОТИВОСТОЯНИЕ
   Временное разрешение права техническим заведениям заготовлять металл и уголь за границей.
   Обязательное снабжение, определенное в законодательном порядке, технических заведений необходимыми им металлами казенными металлургическими заведениями в кратчайший срок и предпочтительнее перед казенными заказчиками.
   Открытие казенных угольных копей и казенных нефтяных скважин, обязанных снабжать технические заведения каменным углем и нефтью.
   Лишь при таких энергетических мерах технические заведения выйдут из крепостной зависимости от разных синдикатов (курсив мой. -А.О.у&
   В этих условиях единственное, что оставалось Военному министру и начальнику ГАУ по достижению поставленных планированием цифр, — это практически полностью останавливать заказы военным заводам, что заставляло их, в свою очередь, сворачивать производство. Терялись профессиональные кадры, что было особенно важно в небогатой ими России. О строительстве новых военных заводов в подобных условиях, естественно, и речи быть не могло. Особенно негативно сказывалось отсутствие военного завода, специализировавшегося исключительно на производстве тяжелой артиллерии и боеприпасов к ней. Существовавшие в России заводы уже в довоенный период с трудом справлялись с параллельными заказами на тяжелую артиллерию и трехдюймовки64. Все это никак не способствовало успешной мобилизации тыла тогда, когда она действительно стала необходимой.
   А ведь опыт и русско-японской, и русско-турецкой войн убедительно свидетельствовал в пользу того, что для достижения целей, которые ставились перед началом военных действий, даже в случае того, что они будут успешными, необходимо иметь обученный резерв и запас материальных
29

ГЕНЕРАЛЫ, ЛИБЕРАЛЫ И ПРЕДПРИНИМАТЕЛИ
средств. Победоносная Россия в 1877 году и победоносная Япония в 1905 году вынуждены были пойти на существенную коррекцию своих довоенных планов именно из-за отсутствия и того, и другого. Весной 1914 руководство Военным министерством, и что особенно важно - Главного Артиллерийского Управления вплотную подходило к осознанию необходимости борьбы с организованным частным капиталом, тем самым, с которым ему пришлось иметь дело через год в лице военно-промышленных комитетов и их Центрального Комитета. 10 февраля 1914 года начальник ГАУ отдал распоряжение о сборе постановлений окружных советов по организации борьбы с синдикатами65. Один из ответов был получен примерно через месяц. В марте 1914 года Хозяйственный Комитет Петербургского арсенала призывал: «Для борьбы с огромным злом, причиняемым казне синдикатами и сообществами вообще, и в частности теми, которые причиняют ущерб правильной деятельности арсенала, могут служить... разрешения на приобретение всех нужных арсеналу материалов, цены на которые являются завышенными в России, по означенной причине за границей, устройство казенных заводов с производительностью в размерах, обеспечивающих удовлетворение потребностей, в случаях возникновения синдикатов и могущих послужить препятствием даже и к образованию их, и наконец уничтожение образовавшихся в настоящее время распоряжением высших правительственных учреждений»66.
   Реализация этих предложений стала возможной после отставки В.Н.Коковцова, последовавшей 30 января 1914 года. Новый министр финансов П.Л.Барк выступил с программой «нового курса», инициатором которого стал А.В.Кривошеин. Эта политика, среди прочего, включала в себя такие предложения военных, как расширение льготных закупок металлов и сырья за рубежом, оптимизация работы государственного сектора экономики.
30

1  ПЕРЕД ВОЙНОЙ: ПРОБЛЕМЫ, ПРОТИВОРЕЧИЯ, ПРОТИВОСТОЯНИЕ
   VIII съезд представителей промышленности и торговли, состоявшийся 2-4 мая 1914 года, выступил категорически против этой программы. 5 мая 1914 года Советом съезда (интересно отметить, что эту организацию возглавлял Н.САвда-ков, с 1906 года - председатель совета общества «Продуголь») была направлена телеграмма с соответствующими предложениями на имя председателя Совета министров ИЛ. Горе-мыкина. 9 июня последовало выступление Авдакова в Государственном Совете, членом которого он являлся. 21 июня к Горемыкину была отправлена делегация предпринимателей. В результате единодушного давления буржуазии на правительство 1б июля 1914 года были отменены (формально временно) Правила 18 апреля 1914 года, ограничивавшие акционерное землевладение, вводившие общие ограничения для евреев и иностранных подданных в руководстве предприятиями, а также и часть антисиндикалистских мер67. Война помешала руководителям военной промышленности взять реванш, но в данном случае важно отметить - отношения между ГАУ и частным капиталом были далеки от идеальных.
   Эта предвоенная часть истории взаимоотношений государства и предпринимателей объясняет многое, в том числе и недоверие к возможностям собственного производителя быстро обеспечить армию всем необходимым. Результат был известен. Одной из первых и абсолютно естественных реакций Военного министерства на кризис вооружений было обращение к производителю зарубежному.
    
— 2 —
Ставка Верховного
Главнокомандующего в боях
на внутреннем фронте
«д*
                             'ва органа верховной власти стояли во главе России во время Первой мировой войны: правительство и верховное командование вооруженными силами, взаимоотношения которых были лишь весьма неполно и неопределенно установлены введенным наспех с началом войны «Положением о полевом управлении войск в военное время», каковое к началу войны не было еще окончательно разработано», - вспоминал адмирал АДБуб-нов68. На эту неразработанность закрывали глаза, так как ожидалось, что во главе армии и флота встанет сам император, совмещая таким образом две должности - главы государства и его Вооруженных сил.
   По Высочайшему рескрипту от 4 февраля 1903 года предусматривалось, что в случае большой европейской войны Верховным Главнокомандующим станет император с самостоятельным начальником штаба для руководства военными операциями. Главнокомандующим германским фронтом должен был стать Вел. кн. Николай Николаевич-мл., а австро-венгерского - ген. А.Н.Куропаткин69. Тогда на должность начальника штаба Верховного предполагали назначить ген. В.В.Сахарова70. Николай II в начале русско-японской войны тоже вынужден был отказаться от поездки на фронт с целью возглавить армию и тяжело переживал это. Провожая части
32

2, СТАВКА ВЕРХОВНОГО ГЛАВНОКОМАНДУЮЩЕГО
в Маньчжурию, он как-то сказал: «Пожалуй, было бы лучше, чем провожать войска, самому проводить их на фронт»71. В межвоенный период он лишь укрепился в этой точке зрения. «При составлении мобилизационного плана на случай нападения на нашу западную границу в генеральном штабе исходили из предположения, что во главе действующих армий станет Сам Государь Император», - вспоминал дворцовый комендант ген. В.Н. Воейков. «Эта мысль, не покидавшая Царя и в переживаемые перед войной тревожные дни, встречала неоднократно высказывавшееся Его Величеству несочувствие со стороны всех министров, кроме военного»72.
   Российский монарх со времен Петра Великого был, прежде всего, военным человеком, таковым был и последний император. Его доверие к своей армии было почти абсолютным: «В одной лишь среде Царь чувствовал себя по-товарищески: среди военных»73. Русские цари неоднократно становились во главе армий, в качестве примера можно назвать Ивана Грозного, Алексея Михайловича (который вызывал у Николая II особую симпатию), Петра Великого, Александра I, при действующих армиях находились Николай I, Александр II, левым флангом Дунайской армии во время Освободительной войны 1877-1878 годов командовал в бытность наследником цесаревичем Александр III.
   Именно традицией этой войны и неподготовленностью Николая II объясняет Ю.Н. Данилов назначение Николая Николаевича-мл. в 1914 году74. С другой стороны, назначение на должность Главнокомандующего Великих князей вовсе не было традицией, как это принято считать. Может быть, это произошло потому, что от Петра I до Павла I мужская линия династии была отнюдь не многочисленна. При армии во время Швейцарского похода и наполеоновских войн находился Вел. кн. Константин Павлович, и только во время Освободительной войны Главнокомандующим Дунайской армии был Вел. кн. Николай Николаевич-старший,
33

2 О.Р.Айрапетов Генералы либералы и предприниматели

ГЕНЕРАЛЫ, ЛИБЕРАЛЫ И ПРЕДПРИНИМАТЕЛИ
а Главнокомандующим Кавказской армии Вел. кн. Михаил Николаевич, братья императора Александра II. Их командование никак нельзя признать особо удачным. Не отличились в качестве полководцев и русские императоры, за исключением Петра Великого. В истории, таким образом, находилось оправдание и для желания императора лично возглавить армию, и для назначения Великого князя.
   Думается, что дело здесь не только в традиции - в 1905 году армия доказала, что она является последней опорой и наиболее лояльным институтом Империи. Но все же на первом месте для самого Николая находилось представление о своем долге: «Царь считал себя военным, первым профессиональным военным своей империи, не допуская в этом отношении никакого компромисса. Долг его был долгом всякого военнослужащего»75. Кроме того, в начале войны, Николай II находился под сильнейшим влиянием воспоминаний о войне 1812 года (это, кстати, отразилось в манифесте об объявлении войны). Он сам, по примеру Александра I, хотел возглавить армию, но встретился с сопротивлением своих министров, к которым, к удивлению императора, присоединился и ВАСухо-млинов76.
   Все решилось на заседании правительства под председательством императора в Петергофе. Оно состоялось на так называемой «Ферме» - павильоне в дворцовом парке, состоявшем из зала и небольших пристроек. Посередине этого зала был установлен стол, окруженный старинной мебелью. Здесь и собрались министры. Во главе стола сидел Николай II, справа от него ИЛТоремыкин, слева - ВАСухомлинов. Император заявил о том, что желал бы дать Совету министров некоторые полномочия для принятия решений в его отсутствие, - решение им было уже принято. Однако последовали выступления Горемыкина, который со слезами на глазах умолял императора не покидать столицу. Премьер-министр пользовался абсолютным доверием, его речь произвела видимое впечатление. Вслед за ней последовали вы-
34

2  СТАВКА ВЕРХОВНОГО ГЛАВНОКОМАНДУЮЩЕГО
ступления министра земледелия и государственных иму-ществ Кривошеина и министра юстиции Щегловитова. Последний, ссылаясь на пример Петра Великого и случай с Прутским походом, доказывал важность нахождения императора в столице. Последним выступил Военный министр, к которому обратился Николай И. Он также выступил против, аргументируя свою позицию нежеланием идти против большинства коллег по правительству. «Значит, и военный министр против меня», - заключил Государь и на отъезде в армию больше не настаивал», - вспоминал Сухомлинов77.
   Выступление Военного министра было последним доводом, заставившим Николая II изменить первоначальную позицию. Однако, как отмечает Морской министр И.К.Григорович, император, согласившись с мнением своих министров, все же заметил, «что впоследствии этот вопрос еще раз нужно обсудить»78. П.ККондзеровский, к началу войны служивший уже б лет генерал-квартирмейстером Главного Штаба и занимавший в Ставке пост Дежурного Генерала, дает схожую картину обстановки формирования Ставки: «К Н.Н.Янушкевичу я заходил все же каждый день. Он рассказал мне, что вопрос о том, кто будет Верховным Главнокомандующим решен был не сразу, ибо Государь Император сам хотел стать во главе армий, но министры упросили Его Величество не оставлять управления государством»79.
   По свидетельству Воейкова, первоначально императора уговорили назначить Главнокомандующим Сухомлинова, но тот, совершенно внезапно, предложил кандидатуру Великого князя Николая Николаевича-младшего80. Это произошло вскоре после совещания в Петергофе, и Сухомлинов ответил, что он против перемещения в начале войны начальствующих лиц, так как это может вызвать нежелательные импровизации в составе командования. Вслед за этим возник вопрос о Николае Николаевиче. Это было естественно. Образ Великого князя среди военных был устойчивым: «Человек крупного размаха, прямой решительный, по-
35

ГЕНЕРАЛЫ, ЛИБЕРАЛЫ И ПРЕДПРИНИМАТЕЛИ
лучивший законченное высшее военное образование, имевший за собою опыт Турецкой войны, связанной с популярным именем его отца - Великого Князя Николая Николаевича старшего, импонировавший своею внешностью, прошедший, наконец, ряд строевых должностей от младшего офицера до Главнокомандующего столичным округом включительно, - в таком виде рисовался облик Великого князя России»81. Из этих качеств у Военного министра не было только лишь импозантной внешности. Николай II первоначально планировал назначить Николая Николаевича командующим 6-й армией, которая должна была охранять подступы к Петербургу. Военный министр заявил, что опасается сопротивления со стороны такого подчиненного и хотел бы получить заверение самого Великого князя, что он откажется от главнокомандования. Однако он, неожиданно для Сухомлинова, согласился принять этот пост82.
   19 июля (1 августа), в день объявления войны, император вызвал Николая Николаевича «и объявил ему о его назначении Верховным Главнокомандующим вплоть до моего (т. е. Николая II. - АО.) приезда в армию»83. С самого начала Великий князь был предупрежден о том, что это назначение носит временный характер. 20 июля 1914 года Правительствующему Сенату был дан именной Высочайший указ: «Не признавая возможным, по причинам общегосударственного характера, стать теперь же во главе наших сухопутных и морских сил, предназначенных для военных действий, признали мы за благо всемилостивейше повелеть нашему генерал-адъютанту, главнокомандующему войсками гвардии и Петербургского военного округа, генералу-от-кавалерии Е.И.В. Вел. кн. Николаю Николаевичу быть Верховным Ллавнокомандующим»84. Таким образом, и в официальном документе также содержался намек на то, что назначение Великого князя носит вынужденный и временный характер. Это сразу поставило Верховного Главнокомандующего, получавшего огромную власть, в весьма двойственное, ущербное положение.
36

2  СТАВКА ВЕРХОВНОГО ГЛАВНОКОМАНДУЮЩЕГО
   26 июля (8 августа) в Зимнем дворце были собраны члены Государственной Думы и Государственного Совета. Император вышел к ним вместе с Николаем Николаевичем-мл. Многочисленные речи убеждали собравшихся в единении политических сил разных направлений перед лицом внешней опасности. Председатель Государственной Думы воспользовался случаем для того, чтобы заступиться за орган кадетской партии - газету «Речь», закрытую за антивоенные статьи П.Н. Милюкова. Тот выступал за локализацию австро-сербского конфликта, считая, что России следует прекратить политику поддержки славян Балканского полуострова. Правда, 2 августа «Речь» должна была содержать статьи резко антигерманской направленности, но газета была закрыта военной цензурой85.
   Атмосфера единения первых дней войны захватила Председателя Государственной Думы, его энергия ловко использовалась кадетами, которые весьма точно и характерно отзывались о нем: «Когда надо звонить в колокола, он хорош, но служить обедню мы его не пригласим»86. Случай с «Речью» давал Родзянко возможность укрепить свое положение среди левых в Думе и он решил заступиться: «Милюков наглупил - сказал я - и сам не рад. Возьмите с него слово, и он изменит направление. А газеты нам так будут нужны»87.
   На следующий день «Речь» была открыта. Без сомнения эта мера добавила популярности Верховному Главнокомандующему. Особенно выигрышно выглядел этот шаг на фоне Действий правительства - Дума была распущена. Как отмечал генерал В.И. Гурко: «Его назначение с радостью приветствовала вся русская пресса без единого выражения неудовлетворения»88. Вел. кн. Николай Николаевич-мл. в качестве Верховного Главнокомандующего был встречен в русском обществе удивительно единодушно. Генерал В.ФДжунковский вспоминал: «Его назначение было приветствуемо всей Россией. Он был очень популярен, вокруг его имени созда-
37

ГЕНЕРАЛЫ, ЛИБЕРАЛЫ И ПРЕДПРИНИМАТЕЛИ
валась масса легенд, все в его пользу, его всегда выставляли как рыцаря, как борца за правду. И он был действительно таким»89.
   Временный характер назначения Николая Николаеви-ча-мл. в какой-то степени облегчал ограничение его самостоятельности, в том числе и при выборе ближайших сотрудников. Сухомлинов вспоминает: «Я просил только Его Величество, чтобы он настоял на принятии Великим князем полевого штаба в том составе, как он приготовлен был в предвидении командования действующей армии самим Государем. Это было необходимо потому, что в противном случае он составился бы исключительно из чинов штаба Петербургского военного округа, который предназначался для формирования штаба шестой армии. Государь так и сделал»90.
   Обладая колоссальными полномочиями, Главнокоман
дующий не был свободен в этом важнейшем вопросе. Кроме
того, в «Положении о полевом управлении войск в военное
время», утвержденном непосредственно перед войной, 16
июля 1914 года, не было четкой формулировки, подчиняв
шей Военного министра Главнокомандующему. Министр
отвечал за укомплектование и снабжение армии, ведал про
хождением службы личного состава армии. Взаимоотноше
ние боевого управления и планирования с боевым снабже
нием и тылом осталось нерешенным. Это была застарелая
болезнь русского военного механизма, в рамках которой
межличностные отношения приобретали особое значение.
Эти отношения у Верховного Главнокомандующего и Воен
ного министра были враждебными. *
   «Вел. кн. хотел привлечь генералов Палицына и Алексеева на наиболее ответственные посты Ставки, но Государь после того, как Вел. кн. изъявил свое согласие, просил принять штаб уже в сформированном составе. Вел. кн. подчинился желанию Государя», - вспоминал отец Георгий Ша-вельский91. Об этом же говорит и В.И. Гурко, с той разницей,
38

2  СТАВКА ВЕРХОВНОГО ГЛАВНОКОМАНДУЮЩЕГО
что ближайших сотрудников Главнокомандующего подбирал Военный министр92. Английский военный журналист Парес также дает схожую версию событий: «Сухомлинов, кажется, надеялся сам занять пост Главнокомандующего, Великий князь Николай был назначен только на следующий день после объявления войны. Он предложил на пост начальника Штаба лучшего стратега армии, генерала Алексеева, но царь сказал ему: «Я прошу и даже приказываю тебе сохранить нынешнего начальника Штаба»93. Во всяком случае, по существующему «Положению...», назначение начальника Штаба относилось к прерогативе императора, а гене-рал-квартирмейстр, дежурный генерал, начальник военных сообщений избирались военным министром по докладу начальника Генерального Штаба, представители ВМС и МИДа избирались соответствующими министерствами по соглашению с Военным министром94.
   Первоначально Николай Николаевич-мл. должен был командовать б-й армией, которая должна была защищать Санкт-Петербург от возможного нападения. Война, к которой готовились, пришла внезапно. Часть высших чинов штаба просто не знала, что им делать95. Великий князь лично не был знаком практически ни с одним из своих ближайших сотрудников по Ставке, даже своего Начальника Штаба. Кондзеровский вспоминал: «До выезда нашего в Ставку Янушкевич несколько раз ездил в имение Великого князя, Знаменское. Всем же остальным было указано, что Великий князь познакомится с чинами Штаба по приезду в Ставку»96.
   Из своего имения под Петербургом Николай Николаевич и отдал одно из первых своих распоряжений - всему штабу оставаться на месте, а Гвардейскому корпусу отправляться на Северо-Западный фронт, в распоряжение генерала Ренненкампфа97. Впервые сотрудники Ставки увидели Великого князя в качестве Главнокомандующего утром 31 июля  1914 года в церкви Главного Штаба на молебне98.
39

ГЕНЕРАЛЫ, ЛИБЕРАЛЫ И ПРЕДПРИНИМАТЕЛИ
Многие из офицеров Ставки познакомились друг с другом или на этом молебне, или в поезде, или даже по прибытию на место дальнейшей службы".
   Поздно вечером 31 июля 1914 года поезд Главнокомандующего отправился от станции Новый Петергоф к фронту. Характерно, что убежденный «николаевец» отец Георгий Шавель-ский отметил в своих воспоминаниях, что, к великому удивлению и разочарованию чинов Ставки, император так и не пришел приветствовать отъезжающего великого князя100. На самом деле протопресвитер явно наложил на ситуацию 1914 года клише более поздних и менее сердечных отношений между императором и Великим князем. А тогда, в начале войны, эти отношения не только выглядели, но и были несколько другими.
   Когда после знаменитого обращения Николая Николае-вича-мл. к полякам гр. Велепольский спросил у императора, как он относится к этому манифесту, тот ответил: «Все, что сказал Великий князь, исходит от меня»101. Николай II, конечно, приехал проститься с Николаем Николаевичем и проводить его: «Плавно, без свистков, тихо отошел поезд, увозя Великого князя с его штабом в Ставку. Государь последний благословил и обнял Верховного главнокомандующего»102. В полночь ушел второй поезд с чинами Ставки: «...на слабо освещенном перроне вокзала не было ни провожающих, ни публики»103.
   Местом расположения Ставки было избрано местечко Барановичи - важный железнодорожный узел в Минской губернии. До выезда оно держалось в секрете даже для чинов Штаба Главнокомандующего104. Поезд Вел. кн. Николая Николаевича шел как обычный, пропуская военные эшелоны, для того чтобы не нарушать мобилизационного расписания железной дороги. Поскольку прямой путь на Барановичи из Петербурга через Двинск и Вильно был занят воинскими эшелонами, был выбран окружной путь105. Главнокомандующий решил не пользоваться привилегией бе-
40

2  СТАВКА ВЕРХОВНОГО ГЛАВНОКОМАНДУЮЩЕГО
зостановочного движения, и в городе Лида его поезд простоял 5 часов. В результате движение по линии Санкт-Пе-тербург-Бологое-Седлицы вместо обычных для мирного времени 25 часов заняло 57. Второй поезд с чинами Ставки обогнал состав Главнокомандующего в дороге106. В Ба-рановичи поезд Великого князя прибыл в 9 часов утра 16 августа107.
   3 августа штаб Верховного главнокомандующего приступил к работе. Но уже 13 августа Жоффр получил через Палеолога «великую новость». Великий князь извещал, что на следующее утро он начинает наступление против германцев108. «Это хорошие известия, - отмечал Пуанкаре. -Главнокомандующий Великий князь Николай Николаевич намерен быстро начать наступление. Он заявляет, что в знак союза велит носить рядом со своим собственным флагом французский военный флаг, преподнесенный ему два года назад генералом Жоффром»109.
   Штаб состоял из 4 управлений: генерал-квартирмейстера (2 генерала, 14 штаб и 3 обер-офицера, 1 чиновник VIII класса), дежурного генерала (2 генерала, 7 штаб, 5 обер-офицеров, 4 чиновника VII-го класса), начальника военных сообщений (1 генерал, 4 штаб- и 15 обер-офицеров, 2 чиновника VI класса) и военно-морского (1 адмирал, 4 штаб- и 2 обер-офицера). Кроме того, при штабе функционировала дипломатическая канцелярия (1 чиновник IV класса, 2 чиновника V класса, 1 чиновник VI класса и 1 чиновник VII класса), управление коменданта (1 штаб и 7 обер-офицеров, 1 врач и 1 ветеринар, 1 чиновник VII класса) и типография (1 чиновник VTJ класса), а при начальнике штаба служили 1 штаб и 1 обер-офицер110. «Штаб Верховного Главнокомандующего при Великом князе был весьма немногочисленный: в управлении генерал-квартирмейстера было около 8 офицеров Генерального Штаба, а в каждом из военных управлений, т.е. в управлениях дежурного генерала, военных сообщений и военно-морском было от 4 до 6 офицеров, так что
41

ГЕНЕРАЛЫ, ЛИБЕРАЛЫ И ПРЕДПРИНИМАТЕЛИ
в непосредственной работе по Верховному управлению вооруженными силами России участвовало около 25 офицеров. Во всем же штабе, включая чинов дипломатической и гражданской канцелярий, офицеров для шифрования, адъютантов, офицеров на второстепенных или специальных должностях, было человек около шестидесяти, не считая офицеров частей, несших охрану Ставки и ее обслуживающих. В этом отношении Штаб при Великом князе был полной противоположностью Штабу, который при Государе разросся до нескольких сот человек»111.
   Великий князь собрал иностранных военных представителей офицеров и служащих штаба в свой вагон-столовую к обеду. Один из его участников вспоминал: «Прежде чем сесть за стол, он удовлетворенно заговорил о том, сколь величественную картину представляет сейчас Россия, покрытая воинскими составами, спешащими со всех сторон к нашим австро-германским границам»112. Атмосфера первых месяцев, а тем более первых дней войны захватила и Ставку. 1-я армия уже начала вторжение в Восточную Пруссию, наступление развивалось неплохо и тех, кто думал, что война затянется больше, чем на 6 месяцев, считали пессимистами. В Барано-вичах уже планировали в ближайшее время перебросить 1 -ю армию к Варшаве, чтобы после овладения Восточной Пруссией быстрее приступить к наступлению на Берлин через Силе-зию113. «Воинственный пыл и какой-то радостный подъем, охватившие в ту пору весь наш народ, могли бы послужить типичным примером массового легкомыслия в отношении самых серьезных вопросов. В то время не хотели думать о могуществе врага, о собственной неподготовленности, о разнообразных и бесчисленных жертвах, которых потребует от народа война, о потоках крови и миллионах смертей, наконец, о разного рода случайностях, которые всегда возможны и которые иногда играют решающую роль в войне»114.
   Поезд Великого князя встречали ген. Я.Жилинский, Вел. кн. Кирилл Владимирович с группой морских офице-
42

2  СТАВКА ВЕРХОВНОГО ГЛАВНОКОМАНДУЮЩЕГО
ров и несколько представителей МИДа. Один из них - Муравьев - сказал адъютанту Главнокомандующего полк. А.П.Коцебу: «Вы, солдаты, должны быть довольны, что мы устроили вам такую прекрасную войну», на что тот ответил: «Поживем и увидим, будет ли эта война такой прекрасной по окончанию»115. Но подобные настроения были пока еще исключением. По приезду Николай Николаевич вышел на платформу, где выстроились его подчиненные: «Строгим взглядом он окинул своих будущих сотрудников, быстрой походкой обошел их фронт, молча пожимая всем руки, и вернулся к себе в вагон. Немедленно затем его поезд отошел, направляясь в месторасположение Ставки. Вслед за ним двинулся туда же и наш поезд», - вспоминал Бубнов116.
   Центральной фигурой Ставки, естественно, был Главнокомандующий. Его личность, безусловно, отложила отпечаток на жизнь центральной квартиры и на то, как проводились операции на фронте. «Война требует красочных фигур, - отмечал один из первых биографов Николая Ни-колаевича-мл. и его ближайший сотрудник в Ставке Ю.НДанилов, - и влияние их на солдатскую массу и простой народ огромно. Толпа охотно награждает своих избранников всеми теми данными, в наличии которых воплощается ее представление о качествах истинного вождя. Что в том, что ее герои не всегда являются действительным отражением людей, с которых они списываются! Важно ведь, чтобы под их водительством легче было идти на страдания и смерть!»117 Крепкий, высокий, стройный и сухой 58-летний человек походил на своего отца и умел производить сильное впечатление на окружающих118. Для массового сознания высокий рост и умение расположить к себе толпу бывают иногда достаточны для того, чтобы она пошла вслед за обладателем этих качеств. Вряд ли можно отрицать правоту слов Шавельского: «За последнее царствование в России не было человека, имя которого было бы окружено
43

ГЕНЕРАЛЫ, ЛИБЕРАЛЫ И ПРЕДПРИНИМАТЕЛИ
таким ореолом и который во всей стране, особенно в низших народных слоях, пользовался бы большей известностью и популярностью, чем этот великий князь. Его популярность была легендарна... что-то неудержимо фатальное было в росте славы великого князя Николая Николаевича. За первый же год войны, гораздо более неудачной, чем счастливой, он вырос в огромного героя, несмотря на все катастрофические неудачи на фронте, перед которым преклонялись, которого превозносила, можно сказать, вся Россия»119.
   Особенно сильны были эти настроения в начале войны. Бубнов вспоминал: «Единственная надежда была на Великого князя Николая Николаевича. Его имя было у всех на устах, ему приписывалась некая чудодейственная мощь, которая благополучно выведет Россию из предстоящего ей тяжелого испытания»120. В войсках ходили легенды о его храбрости и требовательности, о том, что он посещает окопы под обстрелом противника, жестоко, но справедливо расправляется с не оправдавшими доверие генералами. «В солдатской массе он был олицетворением мужества, верности долгу и правосудия»121. Наиболее полно изложил великокняжескую легенду Ю.Н-Данилов:
   «Среди войск имя Великого Князя произносилось с редким благоговением; оно было окружено особым ореолом. Про Великого Князя ходили легендарные рассказы, рисовавшие его народным богатырем, всюду поспевавшим на помощь, всюду пресекавшим зло и водворявшим порядок. То в пылу боя глазам бойцов представлялась его характерная и тонкая фигура с открытым энергичным лицом, и его видели обходившим ряды войск в наиболее опасных местах и спасающим своими распоряжениями положение; то в артиллерии, вынужденной беспомощно умолкнуть из-за отсутствия боевых припасов, распространялся бодрящий слух о прибытии снарядов, подвезенных в поезде самим «Верховным»; то чудился он войскам, только что потерпевшим боевую неуда-
44

2, СТАВКА ВЕРХОВНОГО ГЛАВНОКОМАНДУЮЩЕГО
чу и еще не успевшим пережить горькую от этого обиду, разбирающим лично дело, чтобы успокоить честно исполнивших свой долг и жестоко покарать виновных. В рассказах этих было много вымысла, но дорого простому солдатскому сердцу. Но особенно преувеличенными являлись россказни о необузданных проявлениях у Великого Князя гнева по отношению к провинившимся начальникам»122.
   Эта картина недалека от действительности - примерно так воспринимали личность Великого князя и в тылу. В мае 1915 года ген. Ф.Ф. Палицын вспоминал о настроениях в начале войны: «Все были убеждены, что полнота власти есть у Главнокомандующего, и по России носились фантастические слухи о жестокости Великого князя, о сменах и даже побоях, наносимых им почтенным, провинившимся генералам. Простому народу эти слухи были любы, и старый извозчик в Петербурге в декабре 14 года с убеждением говорил мне: «Россию спасает; жесток, генералов бьет. Спаси его, Господи!»123 К этому можно добавить и слухи о том, что на Великого князя покушались остзейские немцы124. Совокупность этих легенд, не имевших под собой никакого основания, и была основой авторитета этого человека. «Народные массы, - как отмечал Н.Н. Головин, - стремились воплотить в нем черты любимого вождя»125. К этому можно лишь добавить, что эти черты больше говорили о массах, чем о вожде.
   Даже А.Ф. Керенский признал популярность первого Верховного, отметив среди его недостатков вполне простительные, во всяком случае, для представителя демократической оппозиции: «Ни чрезмерно деятельный Великий князь Николай Николаевич, ни глава его штаба генерал Янушкевич ничего не смыслили в вопросах внутренней политики и экономики»126. Почти дословно совпадает с этой и оценка жандармского генерала П. Курлова: «В вопросах гражданских генерал Янушкевич был так же неопытен, как и его августейший принципал»127. Совершенно противоположенный и Ке-
45

ГЕНЕРАЛЫ, ЛИБЕРАЛЫ И ПРЕДПРИНИМАТЕЛИ
ренскому, и Курлову по своим пристрастиям эмигрантский историк дал Великому князю весьма близкую характеристику: «Порывистый и чрезвычайно резкий, Великий князь производил впечатление человека волевого. Но впечатление это было чисто внешнее: ему как раз недоставало именно силы воли, и он всецело находился во все времена во власти своего окружения... Великий князь был знатоком конницы, дилетантом в стратегии и совершенным профаном в политике»128.
   Судя по всему, в последней области Николай Николаевич действительно разбирался плохо. Необходимо отметить еще одно качество славы Главнокомандующего: «...когда на фронте начинали обвинять Ставку, великого князя всегда исключали из числа обвиняемых, во всем винили его помощников. В глазах и Ставки, и фронта великий князь, даже и после оставления им должности Верховного, оставался рыцарем без страха и упрека»129. «Управление войсками, -отмечает Людендорф, - требует воли и предвидения, но оно требует также господства над огромным армейским организмом, которое может быть достигнуто и удержано только путем железной работы. Необходимо еще большее - это понимание психики войск и особенностей противника. Этого уже работой достигнуть нельзя; такое понимание, как и бесконечно многое другое, зависит исключительно от личности. Знание невесомых элементов возрастает с величиной задач. Доверие и вера в победу связывают вождей и войско»130.
   Николай Николаевич-мл. не отличался особой работоспособностью, волей и предвидением, но тем не менее он пользовался доверием солдат. Даже после Февральской революции он не потерял своей популярности. По приезду в Могилев 24 марта 1917 года он был очень хорошо встречен войсками и населением, и это все происходило на фоне далеко не благоприятного отношения к членам императорской фамилии131. Генбери-Вилльямс вспоминает, что когда в 1917 году в Ставку пришла телеграмма об отстранении Николая Николаевича от командования, местный комитет же-
46

^__ 2  СТАВКА ВЕРХОВНОГО ГЛАВНОКОМАНДУЮЩЕГО
лезнодорожников даже организовал забастовку протеста, требуя вернуть его на пост Главнокомандующего132.
   «Он честен и умен и безусловно обладает сильным характером»,- отметил в своем дневнике Нокс133. Довольно высоко оценил первого Верховного Главнокомандующего А. А. Брусилов: «По моему мнению, в это время лучшего верховного главнокомандующего найти было нельзя... Это - человек, несомненно, всецело преданный военному делу и теоретически и практически знавший и любивший военное ремесло... По натуре своей он был страшно горяч и нетерпелив, но с годами успокоился и уравновесился. Назначение его верховным главнокомандующим вызвало всеобщее удовлетворение в армии. Войска верили в него и боялись его. Все знали, что отданные им приказания должны быть исполнены, что отмене они не подлежат и никаких колебаний не будет»134.
   Высоко оценивал Николая Николаевича-мл. противник. Пауль фон Гинденбург, познакомившийся с ним в 1897 году на кайзерманеврах, довольно высоко оценивал его полководческие способности135. ЭЛюдендорф считал: «Великий князь был настоящим солдатом и полководцем»136. Общим для немцев местом было и то, что они видели в нем главу партии войны, в отличие от императора, который, по их мнению, был более настроен в пользу сепаратного мира137. В этих заблуждениях высшее военное руководство второго рейха было едино с русскими либералами. С самого начала войны Верховный Главнокомандующий стал символом готовности довести ее до победного конца.
   Примерно такую же характеристику дали Главнокомандующему и Ллойд-Джордж: «Великий князь Николай, командовавший русской армией, был хорошим солдатом и честным человеком. Он считал, что его коллеги и товарищи по армии были столь же честны»1'8. Близок Брусилову в своей, как всегда, несколько высокомерной оценке Главнокомандующего А.А.Игнатьев: «Каким бы самодуром ни был Нико-
47

ГЕНЕРАЛЫ, ЛИБЕРАЛЫ И ПРЕДПРИНИМАТЕЛИ
лай Николаевич, какими бы ничтожествами после потери своего бесценного сотрудника Палицына он себя ни окружал, все же этот породистый великан (рост: 2,08 метра. -А.О.) был истинно военным человеком, имевшим большой авторитет в глазах офицерства, импонировавшим войскам уже одной своей выправкой и гордой осанкой»139.
   Эти слова Игнатьева почти полностью совпадают с описанием Великого князя французским офицером, посетившим Ставку в составе миссии генерала По в марте 1915 года140 , и английским военным журналистом, приехавшим в Барановичи в самом начале войны141. Значение облика командующего, конечно, велико, но у него были и другие качества, которые должны были вызывать симпатии офицеров, особенно строевых: «Николай Николаевич требовал строгой и справедливой дисциплины в войсках, заботился о нуждах солдата, усиленно следил за тем, чтобы не было за-силия штабов над строевым элементом, не жалел наград для строевых работников, был скуп относительно награждений штабных и тыловых деятелей, строго запрещая награждать их боевыми отличиями. Я считал его отличным главнокомандующим»142.
   Практически никто из служивших под командой Николая Николаевича не вспоминает о его самодурстве. Довольно типичным описанием его характера можно считать следующие слова Кондзеровского: «Могу сказать, что мы, не стоявшие в постоянной близости к Верховному, очень редко видели такие проявления нервных вспышек и горячности»143. Несколько по-другому его оценивает Самойло: «Николай Николаевич не возбуждал в армии особенно дурного о себе мнения. Но и похвалы, расточавшиеся в его адрес официально прессой, о его воле, энергии и прочем, к сожалению, не соответствовали действительности. Для нас, постоянно с ним связанным по службе, он был человеком бесхарактерным, всецело шедшим на поводу у Янушкевича, Данилова и других. Никакой отваги (приписываемой ему в английской
48

2  СТАВКА ВЕРХОВНОГО ГЛАВНОКОМАНДУЮЩЕГО
печати) он не проявлял»144. Самойло, конечно, не прав в оценке популярности Николая Николаевича, но во всем остальном он, скорее всего, был недалек от истины.
   Великий князь имел репутацию вспыльчивого человека, но за 13 месяцев в Ставке проявил это качество лишь раз в отношении заснувшего на дежурстве младшего офицера145. Слухи о его жесткости в отношении той части генералитета, которая не оправдала предвоенных надежд, не соответствовали действительности. На деле имели место единичные увольнения. Для сравнения, Жоффр получив права Главнокомандующего, в первые месяцы войны очистил французскую армию от балласта, уволив по служебному несоответствию 2 командующих армиями, 7 командующих корпусами, 24 начальников дивизий, всего до 30% всего высшего командного состава армии146. Масштабы этой меры безусловно были вызваны французской спецификой, слишком сильным влиянием общества на чинопроизводство перед войной, но ее положительные последствия вскоре дали о себе знать.
   Ничего подобного в русской армии сделано не было. «Замена начальствующих лиц, - признавал Данилов, -производилась и у нас, но едва ли не с излишнею, в некоторых случаях, нерешительностью и снисходительностью»147. Может быть, это было связано и со следующей чертой характера ее первого Главнокомандующего: «Великий князь был тверд в своих симпатиях и дружбе. Если кто, служа под его начальством или при нем, заслужил его доверие, обратил на себя его внимание, то великий князь уже оставался его защитником и покровителем навсегда. В этом отношении он был совершенно противоположен Государю... От «своих» он никогда не отворачивался и упорно защищал тогда, когда они оказывались недостойными защиты»148.
   Твердость духа и сила воли Главнокомандующего также были несколько преувеличены. Такой благорасположенный
49

ГЕНЕРАЛЫ, ЛИБЕРАЛЫ И ПРЕДПРИНИМАТЕЛИ
к Главнокомандующему мемуарист, как Шавельский, приводит несколько примеров, подтверждающих правоту слов Са-мойло. Главнокомандующий никогда не появлялся на линии огня, не был даже далее ставок Главнокомандующих, в мелочах и в крупном оберегал свой покой и здоровье, даже на автомобиле никогда не ездил со скоростью, превышающей 25 верст в час, «при больших несчастьях он или впадал в панику, или бросался плыть по течению, как это не раз случалось во время войны и в начале революции»149.
   Справедливости ради необходимо отметить, что существует и другое объяснение поведения Николая Николаеви-ча-ст. Бубнов считает, что Великий князь не общался с представителями «общественности» и не посещал фронта для того, чтобы избежать подозрений императора и чтобы его не могли упрекнуть в том, что он намеренно ищет популярности150. Безусловно, это объяснение вполне применимо по отношению к встречам с «общественностью», но посещение фронта совершенно другое дело. В целом создается впечатление большей достоверности информации воспоминаний Шавельского. П.К.Кондзеровский отмечал, что Николай Николаевич высоко ценил Шавельского, «с которым вообще был близок, а в тяжелые минуты особенно любил искать у него утешения, открывая свою душу»151. Сложные взаимоотношения между Верховным Главнокомандующим, Военным министром и императором чрезвычайно важны для понимания проблем внутренней политики воюющей России.
   21 сентября 1914 года в Ставку впервые приехал Николай П. «...Поехал в действующую армию. Давнишнее мое желание отправиться туда поближе, - отмечал он в своем дневнике, - осуществилось, хотя грустно было покидать свою родную семью!»152 В этот раз визит был краткосрочным -всего три дня - и согласованным с Верховным Главнокомандующим. Эти приезды вскоре стали довольно частым явлением. С появлением императора распорядок дня в штабе
50

2  СТАВКА ВЕРХОВНОГО ГЛАВНОКОМАНДУЮЩЕГО
Верховного не менялся, внешне его присутствие выдавал только синий императорский поезд на путях и присутствие на докладах Начальника Штаба153. Правда, каждый раз в эти дни резко ужесточался режим безопасности. Царский поезд в Барановичах прикрывали три линии охраны - верховые, пешие казаки и жандармы154.
   В свой первый приезд Николай II наградил Великого князя орденом св. Георгия 3-й ст., генералов Янушкевича и Данилова - орденами св. Георгия 4-й ст., произвел Рузского в генерал-адъютанты, принял военных представителей союзников, после чего вместе с Верховным отправился в Брест-Литовск. Здесь он провел награждение чинов штаба Юго-Западного фронта во главе с ген. Н.И.Ивановым. Далее император отправился по маршруту Осовец-Бело-сток-Вильна на автомобиле, сопровождаемый только Военным министром ген. Сухомлиновым155. Каждый приезд Николая И не мог не быть для Верховного Главнокомандующего напоминанием о возможном отстранении с занимаемого им поста. Укрепить свое положение он мог только победами. И не только над внешним врагом.
   Образ человека, ставшего во главе Вооруженных сил Империи, хотя и совершенно не соответствовал действительности, играл вполне реальную роль в политике страны. Трудно отрицать справедливость слов Сухомлинова, сказанных в адрес Николая Николаевича: «Лично далеко не храбрый человек, предпочитал работу за кулисами и становился, таким образом, безответственным перед общественным мнением»156. Но именно этот человек воплотил в себе образ общественного идеала руководителя страны во время войны, сконцентрированный в легенде о волевом Главнокомандующем запрос на диктатора. Даже неудачи мало отражались на его популярности, они «скорее порождали мысль в обществе и в высших кругах, что, при условии неограниченности его полномочий, успехов было бы больше»157. Особую роль здесь сыграли события на Юго-Западном фронте. Уже
51

ГЕНЕРАЛЫ, ЛИБЕРАЛЫ И ПРЕДПРИНИМАТЕЛИ
в 1914 году победы в Галиции имели большое значение для положения на «Домашнем фронте». По словам Джунковского, взятие Львова и Галича смягчили удручающее впечатление от самсоновской катастрофы: «Эти две блестяще одержанные победы заставили немного забыть Сольдау»158.
   Локкарт вспоминал: «Падение Львова смягчило суровое поражение под Танненбергом... Танненберг, на самом деле, был прелюдией к русской революции. Это было письмо надежды к Ленину»159. Взятие в 1915 году Перемышля относительно малыми силами и при незначительных потерях было важной моральной победой. «9 марта Перемышль сдался, и сразу наше положение на фронте в Карпатах стало легче, - вспоминал Брусилов. - По всему нашему фронту выставили плакаты о сдаче Перемышля»160. Император в этот день был в Ставке. Первым новость о победе ему сообщил Николай Николаевич. «После утреннего доклада вернулся к себе и начал письмо Алике, - записал в своем дневнике 9 марта Николай II, - как вдруг Николаша ворвался ко мне и объявил радостную весть о падении Перемышля!»161 Днем в походной церкви состоялся благодарственный молебен. Настроение у всех было приподнятое. Верховный Главнокомандующий получил орден Св. Георгия 2-й ст162.
   На следующий день Николай II отправился в Царское Село. Утром 10 марта 1915 года новость о Перемышле была получена в Петербурге. В нее сначала не поверили, но в три часа дня пришло подтверждение и несмотря на сильный снег, улицы столицы заполнили ликующие люди с национальными флагами и портретами императора163. 12 марта 1915 года при Земского съезда Николай Николаевич был удостоен названия «славного былинного богатыря»164.
   Именно он был инициатором поездки императора в Галицию. 5 апреля 1915 года император приехал в Баранови-чи. Летом-осенью 1914 года он неоднократно совершал поездки по прифронтовой полосе и стране, ни разу не выезжая за пределы Империи. Данилов в своей работе,
52

2  СТАВКА ВЕРХОВНОГО ГЛАВНОКОМАНДУЮЩЕГО
посвященной Николаю Николаевичу, старательно убеждает, что инициатором этой поездки были придворные круги: «Очевидно, что в простом посещении русских войск, находящихся на боевом фронте, их Верховным Главой - Императором Всероссийским не могло встретиться никаких особых препятствий, кроме заботы о личной безопасности Монарха. Но некоторыми кругами посещению Императором Николаем завоеванного края имелось в виду придать характер более внушительного акта, которым как бы закреплялось стремление России к будущему присоединению к ней Галичины. Поездка такого рода могла вызывать уже сомнения политического свойства»165.
   Правда состоит лишь в том, что Великий князь действительно неоднократно выступал против поездок императора на те участки фронта, которые считал опасными, например, в Осовец. Конечно, Николай II далеко не всегда прислушивался к такого рода советам, но все же ни разу выезжал за пределы Империи. Даже посещая Сарыкамыш он сделал смотр войскам на самой границе166.
   В то же самое время кайзер неоднократно посещает свою армию в ближайшей прифронтовой полосе, выезжая за границы Германии. Его сын, кронпринц Вильгельм, командовал 5-й германской армией во Франции. Король бельгийцев Альберт I, король Сербии Петр I и принц-регент Александр постоянно находились с армиями. Фронт несколько раз посещал президент Франции. В декабре 1914 года, впервые со времен Георга II (1727-1760), Британию с целью посещения театра боевых действий покинул ее монарх. Король Георг V, сопровождаемый принцем Уэлльским, посетил наиболее опасный участок фронта, удерживаемого английской армией - Ипр. Визит проходил во время тяжелых боев и безусловно оказал самое положительное влияние на моральное состояние армии167.
   Все это должно было подталкивать императора к какому-нибудь действию, которое продемонстрировало бы бо-
53

ГЕНЕРАЛЫ, ЛИБЕРАЛЫ И ПРЕДПРИНИМАТЕЛИ
лее тесную связь армии и монарха. Галиция давно привлекала к себе внимание Николая II. Это естественно. На Юго-Западном фронте русская армия достигла значительных успехов, кроме того, идея освобождения «подъяремной Руси» была традиционной для значительной части русской военно-политической элиты. 28 марта император впервые встречается с галицийцами - это были сельские учителя и учительницы, певшие за обедней. 15 апреля он принял военного губернатора Галиции генерал-лейтенанта гр. Г. А. Боб-ринского168. Но окончательное решение было принято именно в Барановичах.
   В планах императора было посещение штаба Северо-Западного фронта в Седлице и встреча с М.В. Алексеевым. Но генерала не было в штабе, а участок железной дороги от Вильно подвергался налетам немецкой авиации. В результате утром 5 апреля императорский поезд прибыл в Барано-вичи. После этого посещения Ставки были запланированы визиты в Одессу, Николаев, Севастополь, Орел и Тверь. Однако 18 апреля все изменилось. Джунковский отмечал: «В этот день решилась поездка Государя в Галицию. Кому первому пришла в голову эта мысль, я не знаю»169. По свидетельству Воейкова, это была инициатива Верховного и Николай II уступил, хотя и считал посещение этой недавно завоеванной территории преждевременной170.
   Это свидетельство подтверждается и письмом самого императора. После доклада и молебна к нему подошел Верховный 1.1.пшокомандующий: «Он (т. е. Николай Николае-вич-мл. -АО.) предложил мне поскорее съездить во Львов и Перемышль, так как в Галиции потом придется принять некоторые меры. То же самое говорил мне и Бобринский (последняя встреча Г. А. Бобринского с Николаем II - 15 апреля 1915. -АО.) несколько дней тому назад. Меня будет сопровождать Н<иколай>, так как это мое первое посещение завоеванного края. Разумеется, оно на этот раз будет очень кратковременно,   обе  тамошние  железные  дороги   забиты
54

2  СТАВКА ВЕРХОВНОГО ГЛАВНОКОМАНДУЮЩЕГО
поездами. После этого я повидаю Иванова и Алексеева и буду продолжать свою поездку на юг»171. Джунковский вспоминал, что попытки дворцового коменданта Воейкова противостоять этому проекту Великого князя вызвали невиданное раздражение Главнокомандующего, «который напомнил ему (т. е. Воейкову. -АО.), что в Ставке он хозяин и не позволит никому вмешиваться в его распоряжения»172. Возможно, что в подготовке поездки принял определенное участие и командующий фронтом Н.И.Иванов173 , но мнение о том, что именно он был ее инициатором, явно не выдерживает критики.
   В дело пыталась вмешаться и Александра Федоровна, удивленная изменением первоначальных планов поездок своего мужа. Николаю Николаевичу она не доверяла, а поездку в Галицию считала преждевременной. Уже на следующий день, 6 апреля она уговаривала императора отказаться от этой поездки, между прочим, ссылаясь на мнение Распутина. В худшем случае она просила мужа оставить Верховного в Ставке и ехать одному. Однако все эти уговоры были безрезультатными, и уже 9 апреля она сообщила: «Друг», то есть Распутин, благословил поездку174. Впрочем, император отправился в Галицию уже вечером 8 апреля, после совещания в Ставке, в котором, кроме него и Великого князя, участвовали Кривошеий и Янушкевич175. События показали, что позиция противников поездки была более верной, а воля Великого князя - более сильной. Положение на Юго-Западном фронте в апреле 1915 года, когда состоялась эта поездка, было весьма тяжелым. «Калейдоскоп впечатлений и чудная радостная весенняя погода не способствовали сосредоточению внимания на серьезных предметах, - отмечал ген. Ю.НДанилов, - и на внимательном изучении создавшегося положения. Все показанное говорило за движение вперед и только вперед, без сомнений и оглядки»176. Возможно, что так считали и не все, но никто и не протестовал.
55

ГЕНЕРАЛЫ, ЛИБЕРАЛЫ И ПРЕДПРИНИМАТЕЛИ
«Я находил эту поездку хуже чем несвоевременной, прямо глупой, - вспоминал А.А. Брусилов, - и нельзя не поставить ее в вину бывшему тогда верховному главнокомандующему Великому князю Николаю Николаевичу... Я относился к ней совершенно отрицательно по следующим причинам: всем хорошо известно, что подобные поездки царя отнимали внимание не только начальствующих лиц, но и частей войск от боевых действий; во-вторых, это вносило некоторый сумбур в нашу боевую работу; в-третьих, Галиция нами была завоевана, но мы ее еще отнюдь не закрепили за собой, а неизбежные речи по поводу этого приезда царя, депутации от населения и ответные речи самого царя давали нашей политике в Галиции то направление, которое могло быть уместно лишь в том крае, которым мы овладели бы окончательно. А тут совершалась поездка с известными тенденциями накануне удара, который готовился нашим противником, без всякой помехи с нашей стороны, в течение двух месяцев. Кроме того, я считал лично Николая II человеком чрезвычайно незадачливым, которого преследовали неудачи в течение всего его царствования, к чему бы он ни приложил своей руки. У меня было как бы предчувствие, что эта поездка предвещает нам тяжелую катастрофу»177. И, хотя Брусилов вполне заслуженно пользовался репутацией политического хамелеона, в его словах содержится немало истины, особенно в оценки невезения императора. Такой же несвоевременной считал эту поездку и Родзянко, который, судя по его воспоминаниям, предвидел все, даже оставление в ближайшем будущем Галиции: «Мне это посещение казалось несвоевременным, и я в душе осуждал Великого князя Николая Николаевича»178.
   Тем не менее Председатель Государственной Думы и сам отправился приблизительно в то же время в Галицию, проведя там в поездке около месяца179. Оценки своевременности визита императора, данные в позднейших мемуарах, как мне представля-
56

2  СТАВКА ВЕРХОВНОГО ГЛАВНОКОМАНДУЮЩЕГО
ется, свидетельствуют не столько о предвидении или политической позиции их авторов, сколько о силе шока, который испытало вскоре русское общество. События, которые после приезда императора в Галицию произошли в районе Карпат, нанесли серьезный удар по авторитету верховной власти - естественным было желание дистанционироваться от них.
   Однако Николаю Николаевичу нужна была эта поездка, в которой он мог бы продемонстрировать монарху плоды победы, после которой Главнокомандующему было бы легче требовать изменений в правительстве Империи, а Николаю И было бы труднее отказывать на эти просьбы. Поездка началась на пограничной станции Броды, куда утром 22 апреля прибыл император. Здесь его ждал Великий князь со свитой, Начальником штаба и генерал-квартирмейстером. Расстояние приблизительно в 100 километров до Львова они проделали на автомобилях. Их сопровождали Великие князья Петр Николаевич, Александр Михайлович и принц Петр Ольденбургский. На въезде в город их встретила хлебом-солью «жиденькая делегация» представителей местной общественности, подобранной генерал-губернатором Боб-ринским. С самого начала поездка начала принимать форму политической акции, а не простого посещения войск180.
   Власти постарались придать визиту Николая II и Николая Николаевича триумфальный характер, особенно в самом Львове. «Им готовили торжественную встречу, - вспоминал бывший в это время в городе Родзянко, - строили арки, украшали город гирляндами и флагами»181. Императору Львов понравился, он уделил ему место и в письме жене: «Очень красивый город, немножко напоминает Варшаву, пропасть садов и памятников, полный войск и русских людей»182; и в дневнике: «Город производит очень хорошее впечатление, напоминает в небольшом виде Варшаву, но с русским населением на улицах»183. «Встреча Государя во Львове, занятом в то время нашими войсками, - отмечал ген.-м. ДДубенский, - произошла торжественно, как будто этот город никогда не был австрий-
57

ГЕНЕРАЛЫ, ЛИБЕРАЛЫ И ПРЕДПРИНИМАТЕЛИ
ским городом»184. Менее сановитый очевидец вспоминал, как выглядела в это время столица Восточной Галиции: «Русифицированный Львов распластывается с холопской угодливостью. Городовые, газетные киоски, гостиничные лакеи плещут избытком патриотической ретивости. Улицы переполнены полицейскими, матерной бранью и русскими факторами*. На вывесках - полотняные ленты с выразительными надписями: «Петроградский базар», «Киевская кофейня»... Мальчишки бойко выкрикивают названия русских газет. Много погон, аксельбантов и звякающих шпор. Много автомобилей и шелка. Всюду - искательные слова и зазывающие улыбки»185.
   Император по приезде проследовал на молебен в манеж, превращенный в военную церковь на 10 тысяч человек, а потом на балконе генерал-губернаторского дворца сказал короткую речь «крестьянам, пришедшим из окрестностей». Это была декларация воссоединения «подъяремной Руси», то есть Восточной Галиции, с Россией. Она была перепечатана почти во всех центральных газетах. После речи император принял парад почетного караула, на правом фланге войск шли Николай Николаевич, Янушкевич, Бобринский. Во дворце был проведен прием, обед и раут, на которых в основном присутствовали военные. Бобринский получил погоны генерал-адъютанта, Николай Николаевич - наградную шашку с надписью «За освобождение Червонной Руси».
   Проведя ночь во дворце, как он не без удовольствия писал, на кровати Франца-Иосифа, Николай II отправился дальше. На следующий день он принял доклад о положении на фронте и отбыл из города186. По пути из Львова император вместе с Верховным Главнокомандующим посетили штаб 8-й армии в Самборе. При встрече «обожаемого монарха» АА Брусилов, очевидно, под впечатлением достижений Верховного Главнокомандующего во Львове, решил не упустить шанс и также продемонстрировать свои достижения. Подобная манера во-
' Фактор - комиссионер, перекупщик. Прим. ред.
58

2   СТАВКА ВЕРХОВНОГО ГЛАВНОКОМАНДУЮЩЕГО
обще была свойственна этому очень одаренному и честолюбивому человеку - при достижении поставленных перед собой целей он часто бросался в крайности. Алексеев еще во время пребывания на Юго-Западном фронте и позже заметил противоречивую природу своего подчиненного:
«Пока счастье на нашей стороне, пока оно дарит своею улыбкой, Брусилов смел, а больше самонадеян. Он рвется вперед, не задумываясь над общим положением дел. Он не прочь, в особенности в присутствии постороннего слушателя, пустить пыль в глаза и бросить упрек своему начальству, что он готов и наступать, побеждать, а начальник не дает разрешения и средств. И себе имя составляется, и начальник взят под подозрение, в смысле способностей, порыва вперед. Однажды Николай Иудович Иванов получил такое сведение и запросом поставил Брусилова в довольно неловкое положение, пришлось отречься в том, что такой разговор был»187.
   В.Н. фон Дрейер, служивший под командованием Брусилова, в своих воспоминаниях дал очень схожую характеристику этому генералу: «Этот жилистый человек, жокейской складки, черствый с подчиненными, был необычайно ласков с начальством и особенно в милости у самого инспектора кавалерии, Великого Князя Николая Николаевича. Благодаря Великому Князю он прямо из школы (офицерской кавалерийской. - АО.) получил в командование 2-ую гвардейскую дивизию, не служа никогда в гвардии. Его там не любили и даже презирали, так как он был единственным офицером русской армии, который однажды, в припадке верноподданнических чувств, поцеловал руку не то у Государя, не то у самого Инспектора Кавалерии»188.
   Во время встречи в Самборе Брусилов проявил практически все из перечисленных Алексеевым и Дрейером недостатков. Император принял доклад командующего армией, обнял и трижды поцеловал его. В ответ на это Брусилов поцеловал руку Николая И. В почетный караул с фронта была
59

ГЕНЕРАЛЫ, ЛИБЕРАЛЫ И ПРЕДПРИНИМАТЕЛИ
вызвана 1-я рота 1б-го стрелкового императора Александра III полка знаменитой 4-й стрелковой «Железной» бригады. Шефом полка был сам Николай И. Он был рад встрече с «моей чудной ротой»189. Действительно, рота была великолепной, незадолго до вызова в Самбор она вела бой с двумя немецкими батальонами. После обхода почетного караула по докладу Николая Николаевича-мл. вся рота была награждена солдатскими Георгиевскими крестами, а ее командир - прапорщик Шульгин сразу получил кресты 1-й, 2-й и 3-й степени190.
   Однако подъема духа у солдат не последовало. Деникин вспоминал: «Государь... отличался застенчивостью и не умел говорить с войсками. Может быть, этим обстоятельством объясняется небольшая его популярность в широких массах... Рота вернулась награжденной, но мало что могла рассказать товарищам. Слова живого не было»191. На торжественном обеде, во время которого за успехи своей армии и умелую демонстрацию своей личной лояльности командующий 8-й армии был произведен в генерал-адъютанты, Брусилов начал горячо «благодарить Его Величество и вновь он поцеловал руку Царя»192.
   Вслед за этим император и Великий князь провели Высочайший смотр III Кавказскому корпусу ген. Ирманова. «Надо сказать, - вспоминал командующий 8-й армией, - что царь не умел обращаться с войсками, говорить с ними. Он и тут, как всегда, был в некоторой нерешительности и не находил тех слов, которые могли привлечь к нему души человеческие и поднять дух. Он был снисходителен, старался выполнять свои обязанности верховного вождя армии, но должен признать, что это удавалось ему плохо, несмотря на то, что в то время слово «царь» имело еще магическое влияние на солдат»193. После смотра Николай II отправился в Пе-ремышль. Здесь встречу организовывал комендант крепости ген. Артамонов. «Всей русской армии, - вспоминал Данилов, - хорошо были известны исключительные спо-
60

2  СТАВКА ВЕРХОВНОГО ГЛАВНОКОМАНДУЮЩЕГО
собности названного генерала «втирать в глаза очки», как у нас говорили»194. Император и Великий князь посетили ряд фортов, взорванные перед капитуляцией склады. Демонстрировались трофеи, произносились речи и т.п. На Николая И встреча подействовала. 10 апреля он подвел итог первому дню пребывания в крепости: «Итак, я попал в Перемышль, по милости Божией, через месяц и два дня после его падения. Масса сильных впечатлений»195. На следующий день осмотр фортов и трофеев продолжился. Завершив эту часть визита, Николай II отправился во Львов на автомобиле. В тот же день он отправился на поезде по планируемому ранее маршруту Одесса-Севастополь-Тверь-Царское Село. «Впечатление от поездки в Галицию было чудное, - вспоминал Джунковский. -Государь был бодр и остался всем доволен. Верховный главнокомандующий тоже. Осталось впечатление, что Галиция закреплена за нами навсегда, никто не допускал мысли, что мы все это отдадим так скоро»196.
   Не чурался Великий князь и других форм околоправительственной интриги. Поездка императора в Галицию была только одной из страниц этой борьбы. Главнокомандующий лично сопровождал монарха, а по возвращению последнего в Барановичи, а это произошло накануне дня рождения Николая II, 5 мая 1915 года, началось наступление Николая Николаевича на его противников в правительстве. Оно совпало с событиями в Галиции, откуда только что вернулся император. 1-6 мая произошел германо-австрийский прорыв под Горлицей-Тарновым. Потери нашей армии были чрезвычайно тяжелыми, германская армия наступала со средним темпом 10 км. в сутки197. Так как пребывание императора в Галиции сопровождалось заявлениями о «нераздельной Руси», сложное военное положение фронта усугубилось необходимостью для его командования учитывать политическое последствие своих действий.
   А.И.Верховский вспоминал: «Туда, где вступила нога «венценосца», войска Иванова не могли допустить прихода
61

ГЕНЕРАЛЫ, ЛИБЕРАЛЫ И ПРЕДПРИНИМАТЕЛИ
врага, и командование провозгласило лозунг: «Ни пяди земли неприятелю». Он был всецело поддержан главнокомандующим, мечтавшим о наступлении на Вену»198. В действиях Николая Николаевича не было ничего необычного, успехи на фронте он приписывал исключительно себе, поражения - тем, кого он считал своими противниками. Трудно удержаться от мысли о том, что эта операция Верховного Главнокомандующего на «домашнем фронте» была подготовлена лучше, чем иные наступления на врага внешнего. В первые дни австро-германского наступления под Горлицей в Ставку приехал М. В. Родзянко. Его целью было добиться от Николая Николаевича поддержки для создания Особого Совещания по снабжению.армии, в состав которого должны были войти и представители общественности. Настроение в Ставке, по словам Председателя Думы, было подавленным. Было уже ясно, что наступление в Карпатах провалилось. Родзянко уговаривал Великого князя «не только говорить, но и требовать» изменений в правительстве, имея в виду Маклакова, Саблера, Щегловитова и Сухомлинова199.
   Председатель Думы паниковал, и своими рассказами о положении дел на фронте наводил панику на думцев. Представителям цензовой общественности нужна была жертва. Глава Думской канцелярии отмечал: «Бывший недавний друг Родзянко Сухомлинов весьма скоро впал в немилость у Род-зянки»200. Николай Николаевич и сам поддерживал такого рода планы и воспользовался для их реализации приездом Николая II в Барановичи. Это, безусловно, никак не способствовало нормальной работе Ставки, равнявшейся на своего главу. 3 мая 1915 года Ф.Ф.Палицын записал в своем дневнике: «Живя здесь (т.е. в Барановичах. - А.О.~) несколько дней, соприкасаясь с верхами Штаба и Генеральным Штабом, не вижу влияния Генерального Штаба в Ставке; не вижу такового и на местах. Есть канцелярии, но это инструмент для ведения борьбы негодный. Военная работа, сосредоточенная в Генеральном Штабе, есть работа людей, делающих одно
62

2  СТАВКА ВЕРХОВНОГО ГЛАВНОКОМАНДУЮЩЕГО
дело, совместно заботящихся об его осуществлении, устраняющих препятствия, заботящихся об удовлетворении нужд и предвидящих их. Это не работа канцелярии, ожидающей входящей, а дружная работа людей, руководимых своим начальником штаба, который должен быть живым центром этой созидательной работы»201. Но созидательной работы в Барановичах в это время не было - в Ставке метались из стороны в сторону и все более обращали внимание на положение в глубоком тылу.
   «В этот приезд Царя заметно стало стремление чинов Ставки к вмешательству в дела внутреннего управления»,-вспоминал Воейков202. Николай Николаевич-мл. рассказывал о том, что все спокойно, генерал-квартирмейстер Данилов заявлял, что моральное состояние войск по-прежнему на высоком уровне и вся проблема сводится к отсутствию снарядов. Настроение самого высшего командования плохо соответствовало этим радужным оценкам. Начальник штаба Юго-Западного фронта ген. Драгомиров готовился отступать до Киева, не лучшим образом выглядел и сам Верховный. Николай II так описывает доклад Николая Николаеви-ча-мл. о положении на фронте: «Бедный Н<иколай>, рассказывая мне все это, плакал в моем кабинете и даже спросил меня, не думаю ли я заменить его более способным человеком»203.
   Император счел необходимым поддержать Главковерха. Под влиянием Верховного 5 июня 1915 года с поста Министра внутренних дел был снят НА Маклаков и заменен кн. Н.Б.Щербатовым, занимавшим до этого должность главноуправляющего государственным коннозаводством. Главнокомандующий просил Николая II уволить также и В.А. Сухомлинова, Министра юстиции Н. Щегловитого, обер-прокурора Святейшего Синода В.КСаблера204.
   6 мая на должность Главноначальствующего в Москве был назначен кн. Ф.Ф. Юсупов205. Это был кульминационный момент борьбы, которая не была простым столкновением
63

ГЕНЕРАЛЫ, ЛИБЕРАЛЫ И ПРЕДПРИНИМАТЕЛИ
двух высших офицеров. М.Матитиаху считает: «Это был политический конфликт, в котором Императорский Двор, правительство, Дума, и политические партии боролись друг против друга. Армия, высшее командование и генштабисты были глубоко вовлечены в этот огромный политический конфликт»206.
   Еще 1 января 1915 года был отдан приказ по созданию Особой распорядительной комиссии по артиллерийской части, которую возглавил по представлению Николая Николаеви-ча-мл. Вел .кн. Сергей Михайлович, помощником его стал ген.-лейт. А.А. Маниковский. Инициатором создания комиссии была Ставка, по ее планам руководителем комиссии должен был стать Маниковский, но ввиду сопротивления Сергея Михайловича пришли именно к такому решению. Генерал-инспектор артиллерии не был здоров и не мог активно работать в своем ведомстве207. Тем не менее положение об этой комиссии было рассмотрено Военным Советом 12 февраля и Высочайше утверждено 15 февраля. Комиссия должна была способствовать преодолению кризиса в снабжении артиллерии. Фактически эти вопросы были изъяты из ведения Военного министра. Комиссия подчинялась непосредственно Верховному Главнокомандующему. Кроме того, Николай Николаевич протежировал Земскому и Городскому Союзам, он испросил для них практически неограниченный кредит. Все эти просьбы вскоре были удовлетворены. «Прошло немного времени, -вспоминал П. Курлов, - и к чувству патриотизма начали примешиваться эгоистические побуждения, и, что еще хуже, помощь героям войны стала постепенно превращаться в средство для борьбы с правительством»208.
   13 мая император покинул Ставку, отправившись в Царское Село. Таково было единственное в 1915 году удачное наступление Великого князя. Его результаты были закреплены 14 мая 1915 года, когда начало функционировать Особое Совещание по обороне, дублировавшее деятельность комиссии под руководством Сергея Михайловича. Последний
64

2  СТАВКА ВЕРХОВНОГО ГЛАВНОКОМАНДУЮЩЕГО
уехал лечиться в Севастополь, в его отсутствие комиссию возглавил ген. Маниковский. 27 мая он, несмотря на свой категорический протест, был назначен на пост начальника Главного Артиллерийского Управления вместо генерала Д.Д.Кузьмина-Караваева. Он был хорошим специалистом, сделавшим все, что от него зависело, для выполнения норм, намеченных комиссией Поливанова в 1910 году, но негативным качеством Кузьмина-Караваева была его неторопливость, недопустимая во время войны209. Инициатором создания ОСО был Родзянко, предложивший эту идею Верховному Главнокомандующему во время посещения Ставки. В начале мая 1915 года он посетил Барановичи вместе со своими единомышленниками - банкирами и предпринимателями В.П.Литвиновым-Фалинским, А.И.Вышне-градским и А.И. Путиловым и получил возможность сделать доклад о предлагаемом новом органе по организации работы промышленности императору210. В состав нового ОСО вошли председатель Государственной Думы, по четыре члена от Государственной Думы и Государственного Совета, торговли и промышленности (все - по Высочайшему назначению), а также представители министерств: морского, финансов, путей сообщения, торговли и промышленности, государственного контроля и Военного министерства. ОСО подчинялось императору211.
   В Особом совещании председательствовал Сухомлинов, но, в общем, эта мера обострила противоречия между Верховным Главнокомандующим и Военным министром, так как первый стремился к полному подчинению тыла армии в широком понимании этого слова себе. Николай И, уступавший в Барановичах одному, а в Петрограде второму, так как каждый из них убеждал императора в том, что предлагаемые меры усилят армию, прибегал к паллиативным решениям, которые реально лишь ухудшали дело. В мае 1915 года на съезде представителей промышленности и торговли провозглашается идея создания Военно-промышленных
65