Wednesday, June 4, 2014

2 О.Р.Айрапетов Генералы либералы и предприниматели

ГЕНЕРАЛЫ, ЛИБЕРАЛЫ И ПРЕДПРИНИМАТЕЛИ
а Главнокомандующим Кавказской армии Вел. кн. Михаил Николаевич, братья императора Александра II. Их командование никак нельзя признать особо удачным. Не отличились в качестве полководцев и русские императоры, за исключением Петра Великого. В истории, таким образом, находилось оправдание и для желания императора лично возглавить армию, и для назначения Великого князя.
   Думается, что дело здесь не только в традиции - в 1905 году армия доказала, что она является последней опорой и наиболее лояльным институтом Империи. Но все же на первом месте для самого Николая находилось представление о своем долге: «Царь считал себя военным, первым профессиональным военным своей империи, не допуская в этом отношении никакого компромисса. Долг его был долгом всякого военнослужащего»75. Кроме того, в начале войны, Николай II находился под сильнейшим влиянием воспоминаний о войне 1812 года (это, кстати, отразилось в манифесте об объявлении войны). Он сам, по примеру Александра I, хотел возглавить армию, но встретился с сопротивлением своих министров, к которым, к удивлению императора, присоединился и ВАСухо-млинов76.
   Все решилось на заседании правительства под председательством императора в Петергофе. Оно состоялось на так называемой «Ферме» - павильоне в дворцовом парке, состоявшем из зала и небольших пристроек. Посередине этого зала был установлен стол, окруженный старинной мебелью. Здесь и собрались министры. Во главе стола сидел Николай II, справа от него ИЛТоремыкин, слева - ВАСухомлинов. Император заявил о том, что желал бы дать Совету министров некоторые полномочия для принятия решений в его отсутствие, - решение им было уже принято. Однако последовали выступления Горемыкина, который со слезами на глазах умолял императора не покидать столицу. Премьер-министр пользовался абсолютным доверием, его речь произвела видимое впечатление. Вслед за ней последовали вы-
34

2  СТАВКА ВЕРХОВНОГО ГЛАВНОКОМАНДУЮЩЕГО
ступления министра земледелия и государственных иму-ществ Кривошеина и министра юстиции Щегловитова. Последний, ссылаясь на пример Петра Великого и случай с Прутским походом, доказывал важность нахождения императора в столице. Последним выступил Военный министр, к которому обратился Николай И. Он также выступил против, аргументируя свою позицию нежеланием идти против большинства коллег по правительству. «Значит, и военный министр против меня», - заключил Государь и на отъезде в армию больше не настаивал», - вспоминал Сухомлинов77.
   Выступление Военного министра было последним доводом, заставившим Николая II изменить первоначальную позицию. Однако, как отмечает Морской министр И.К.Григорович, император, согласившись с мнением своих министров, все же заметил, «что впоследствии этот вопрос еще раз нужно обсудить»78. П.ККондзеровский, к началу войны служивший уже б лет генерал-квартирмейстером Главного Штаба и занимавший в Ставке пост Дежурного Генерала, дает схожую картину обстановки формирования Ставки: «К Н.Н.Янушкевичу я заходил все же каждый день. Он рассказал мне, что вопрос о том, кто будет Верховным Главнокомандующим решен был не сразу, ибо Государь Император сам хотел стать во главе армий, но министры упросили Его Величество не оставлять управления государством»79.
   По свидетельству Воейкова, первоначально императора уговорили назначить Главнокомандующим Сухомлинова, но тот, совершенно внезапно, предложил кандидатуру Великого князя Николая Николаевича-младшего80. Это произошло вскоре после совещания в Петергофе, и Сухомлинов ответил, что он против перемещения в начале войны начальствующих лиц, так как это может вызвать нежелательные импровизации в составе командования. Вслед за этим возник вопрос о Николае Николаевиче. Это было естественно. Образ Великого князя среди военных был устойчивым: «Человек крупного размаха, прямой решительный, по-
35

ГЕНЕРАЛЫ, ЛИБЕРАЛЫ И ПРЕДПРИНИМАТЕЛИ
лучивший законченное высшее военное образование, имевший за собою опыт Турецкой войны, связанной с популярным именем его отца - Великого Князя Николая Николаевича старшего, импонировавший своею внешностью, прошедший, наконец, ряд строевых должностей от младшего офицера до Главнокомандующего столичным округом включительно, - в таком виде рисовался облик Великого князя России»81. Из этих качеств у Военного министра не было только лишь импозантной внешности. Николай II первоначально планировал назначить Николая Николаевича командующим 6-й армией, которая должна была охранять подступы к Петербургу. Военный министр заявил, что опасается сопротивления со стороны такого подчиненного и хотел бы получить заверение самого Великого князя, что он откажется от главнокомандования. Однако он, неожиданно для Сухомлинова, согласился принять этот пост82.
   19 июля (1 августа), в день объявления войны, император вызвал Николая Николаевича «и объявил ему о его назначении Верховным Главнокомандующим вплоть до моего (т. е. Николая II. - АО.) приезда в армию»83. С самого начала Великий князь был предупрежден о том, что это назначение носит временный характер. 20 июля 1914 года Правительствующему Сенату был дан именной Высочайший указ: «Не признавая возможным, по причинам общегосударственного характера, стать теперь же во главе наших сухопутных и морских сил, предназначенных для военных действий, признали мы за благо всемилостивейше повелеть нашему генерал-адъютанту, главнокомандующему войсками гвардии и Петербургского военного округа, генералу-от-кавалерии Е.И.В. Вел. кн. Николаю Николаевичу быть Верховным Ллавнокомандующим»84. Таким образом, и в официальном документе также содержался намек на то, что назначение Великого князя носит вынужденный и временный характер. Это сразу поставило Верховного Главнокомандующего, получавшего огромную власть, в весьма двойственное, ущербное положение.
36

2  СТАВКА ВЕРХОВНОГО ГЛАВНОКОМАНДУЮЩЕГО
   26 июля (8 августа) в Зимнем дворце были собраны члены Государственной Думы и Государственного Совета. Император вышел к ним вместе с Николаем Николаевичем-мл. Многочисленные речи убеждали собравшихся в единении политических сил разных направлений перед лицом внешней опасности. Председатель Государственной Думы воспользовался случаем для того, чтобы заступиться за орган кадетской партии - газету «Речь», закрытую за антивоенные статьи П.Н. Милюкова. Тот выступал за локализацию австро-сербского конфликта, считая, что России следует прекратить политику поддержки славян Балканского полуострова. Правда, 2 августа «Речь» должна была содержать статьи резко антигерманской направленности, но газета была закрыта военной цензурой85.
   Атмосфера единения первых дней войны захватила Председателя Государственной Думы, его энергия ловко использовалась кадетами, которые весьма точно и характерно отзывались о нем: «Когда надо звонить в колокола, он хорош, но служить обедню мы его не пригласим»86. Случай с «Речью» давал Родзянко возможность укрепить свое положение среди левых в Думе и он решил заступиться: «Милюков наглупил - сказал я - и сам не рад. Возьмите с него слово, и он изменит направление. А газеты нам так будут нужны»87.
   На следующий день «Речь» была открыта. Без сомнения эта мера добавила популярности Верховному Главнокомандующему. Особенно выигрышно выглядел этот шаг на фоне Действий правительства - Дума была распущена. Как отмечал генерал В.И. Гурко: «Его назначение с радостью приветствовала вся русская пресса без единого выражения неудовлетворения»88. Вел. кн. Николай Николаевич-мл. в качестве Верховного Главнокомандующего был встречен в русском обществе удивительно единодушно. Генерал В.ФДжунковский вспоминал: «Его назначение было приветствуемо всей Россией. Он был очень популярен, вокруг его имени созда-
37

ГЕНЕРАЛЫ, ЛИБЕРАЛЫ И ПРЕДПРИНИМАТЕЛИ
валась масса легенд, все в его пользу, его всегда выставляли как рыцаря, как борца за правду. И он был действительно таким»89.
   Временный характер назначения Николая Николаеви-ча-мл. в какой-то степени облегчал ограничение его самостоятельности, в том числе и при выборе ближайших сотрудников. Сухомлинов вспоминает: «Я просил только Его Величество, чтобы он настоял на принятии Великим князем полевого штаба в том составе, как он приготовлен был в предвидении командования действующей армии самим Государем. Это было необходимо потому, что в противном случае он составился бы исключительно из чинов штаба Петербургского военного округа, который предназначался для формирования штаба шестой армии. Государь так и сделал»90.
   Обладая колоссальными полномочиями, Главнокоман
дующий не был свободен в этом важнейшем вопросе. Кроме
того, в «Положении о полевом управлении войск в военное
время», утвержденном непосредственно перед войной, 16
июля 1914 года, не было четкой формулировки, подчиняв
шей Военного министра Главнокомандующему. Министр
отвечал за укомплектование и снабжение армии, ведал про
хождением службы личного состава армии. Взаимоотноше
ние боевого управления и планирования с боевым снабже
нием и тылом осталось нерешенным. Это была застарелая
болезнь русского военного механизма, в рамках которой
межличностные отношения приобретали особое значение.
Эти отношения у Верховного Главнокомандующего и Воен
ного министра были враждебными. *
   «Вел. кн. хотел привлечь генералов Палицына и Алексеева на наиболее ответственные посты Ставки, но Государь после того, как Вел. кн. изъявил свое согласие, просил принять штаб уже в сформированном составе. Вел. кн. подчинился желанию Государя», - вспоминал отец Георгий Ша-вельский91. Об этом же говорит и В.И. Гурко, с той разницей,
38

2  СТАВКА ВЕРХОВНОГО ГЛАВНОКОМАНДУЮЩЕГО
что ближайших сотрудников Главнокомандующего подбирал Военный министр92. Английский военный журналист Парес также дает схожую версию событий: «Сухомлинов, кажется, надеялся сам занять пост Главнокомандующего, Великий князь Николай был назначен только на следующий день после объявления войны. Он предложил на пост начальника Штаба лучшего стратега армии, генерала Алексеева, но царь сказал ему: «Я прошу и даже приказываю тебе сохранить нынешнего начальника Штаба»93. Во всяком случае, по существующему «Положению...», назначение начальника Штаба относилось к прерогативе императора, а гене-рал-квартирмейстр, дежурный генерал, начальник военных сообщений избирались военным министром по докладу начальника Генерального Штаба, представители ВМС и МИДа избирались соответствующими министерствами по соглашению с Военным министром94.
   Первоначально Николай Николаевич-мл. должен был командовать б-й армией, которая должна была защищать Санкт-Петербург от возможного нападения. Война, к которой готовились, пришла внезапно. Часть высших чинов штаба просто не знала, что им делать95. Великий князь лично не был знаком практически ни с одним из своих ближайших сотрудников по Ставке, даже своего Начальника Штаба. Кондзеровский вспоминал: «До выезда нашего в Ставку Янушкевич несколько раз ездил в имение Великого князя, Знаменское. Всем же остальным было указано, что Великий князь познакомится с чинами Штаба по приезду в Ставку»96.
   Из своего имения под Петербургом Николай Николаевич и отдал одно из первых своих распоряжений - всему штабу оставаться на месте, а Гвардейскому корпусу отправляться на Северо-Западный фронт, в распоряжение генерала Ренненкампфа97. Впервые сотрудники Ставки увидели Великого князя в качестве Главнокомандующего утром 31 июля  1914 года в церкви Главного Штаба на молебне98.
39

ГЕНЕРАЛЫ, ЛИБЕРАЛЫ И ПРЕДПРИНИМАТЕЛИ
Многие из офицеров Ставки познакомились друг с другом или на этом молебне, или в поезде, или даже по прибытию на место дальнейшей службы".
   Поздно вечером 31 июля 1914 года поезд Главнокомандующего отправился от станции Новый Петергоф к фронту. Характерно, что убежденный «николаевец» отец Георгий Шавель-ский отметил в своих воспоминаниях, что, к великому удивлению и разочарованию чинов Ставки, император так и не пришел приветствовать отъезжающего великого князя100. На самом деле протопресвитер явно наложил на ситуацию 1914 года клише более поздних и менее сердечных отношений между императором и Великим князем. А тогда, в начале войны, эти отношения не только выглядели, но и были несколько другими.
   Когда после знаменитого обращения Николая Николае-вича-мл. к полякам гр. Велепольский спросил у императора, как он относится к этому манифесту, тот ответил: «Все, что сказал Великий князь, исходит от меня»101. Николай II, конечно, приехал проститься с Николаем Николаевичем и проводить его: «Плавно, без свистков, тихо отошел поезд, увозя Великого князя с его штабом в Ставку. Государь последний благословил и обнял Верховного главнокомандующего»102. В полночь ушел второй поезд с чинами Ставки: «...на слабо освещенном перроне вокзала не было ни провожающих, ни публики»103.
   Местом расположения Ставки было избрано местечко Барановичи - важный железнодорожный узел в Минской губернии. До выезда оно держалось в секрете даже для чинов Штаба Главнокомандующего104. Поезд Вел. кн. Николая Николаевича шел как обычный, пропуская военные эшелоны, для того чтобы не нарушать мобилизационного расписания железной дороги. Поскольку прямой путь на Барановичи из Петербурга через Двинск и Вильно был занят воинскими эшелонами, был выбран окружной путь105. Главнокомандующий решил не пользоваться привилегией бе-
40

2  СТАВКА ВЕРХОВНОГО ГЛАВНОКОМАНДУЮЩЕГО
зостановочного движения, и в городе Лида его поезд простоял 5 часов. В результате движение по линии Санкт-Пе-тербург-Бологое-Седлицы вместо обычных для мирного времени 25 часов заняло 57. Второй поезд с чинами Ставки обогнал состав Главнокомандующего в дороге106. В Ба-рановичи поезд Великого князя прибыл в 9 часов утра 16 августа107.
   3 августа штаб Верховного главнокомандующего приступил к работе. Но уже 13 августа Жоффр получил через Палеолога «великую новость». Великий князь извещал, что на следующее утро он начинает наступление против германцев108. «Это хорошие известия, - отмечал Пуанкаре. -Главнокомандующий Великий князь Николай Николаевич намерен быстро начать наступление. Он заявляет, что в знак союза велит носить рядом со своим собственным флагом французский военный флаг, преподнесенный ему два года назад генералом Жоффром»109.
   Штаб состоял из 4 управлений: генерал-квартирмейстера (2 генерала, 14 штаб и 3 обер-офицера, 1 чиновник VIII класса), дежурного генерала (2 генерала, 7 штаб, 5 обер-офицеров, 4 чиновника VII-го класса), начальника военных сообщений (1 генерал, 4 штаб- и 15 обер-офицеров, 2 чиновника VI класса) и военно-морского (1 адмирал, 4 штаб- и 2 обер-офицера). Кроме того, при штабе функционировала дипломатическая канцелярия (1 чиновник IV класса, 2 чиновника V класса, 1 чиновник VI класса и 1 чиновник VII класса), управление коменданта (1 штаб и 7 обер-офицеров, 1 врач и 1 ветеринар, 1 чиновник VII класса) и типография (1 чиновник VTJ класса), а при начальнике штаба служили 1 штаб и 1 обер-офицер110. «Штаб Верховного Главнокомандующего при Великом князе был весьма немногочисленный: в управлении генерал-квартирмейстера было около 8 офицеров Генерального Штаба, а в каждом из военных управлений, т.е. в управлениях дежурного генерала, военных сообщений и военно-морском было от 4 до 6 офицеров, так что
41

ГЕНЕРАЛЫ, ЛИБЕРАЛЫ И ПРЕДПРИНИМАТЕЛИ
в непосредственной работе по Верховному управлению вооруженными силами России участвовало около 25 офицеров. Во всем же штабе, включая чинов дипломатической и гражданской канцелярий, офицеров для шифрования, адъютантов, офицеров на второстепенных или специальных должностях, было человек около шестидесяти, не считая офицеров частей, несших охрану Ставки и ее обслуживающих. В этом отношении Штаб при Великом князе был полной противоположностью Штабу, который при Государе разросся до нескольких сот человек»111.
   Великий князь собрал иностранных военных представителей офицеров и служащих штаба в свой вагон-столовую к обеду. Один из его участников вспоминал: «Прежде чем сесть за стол, он удовлетворенно заговорил о том, сколь величественную картину представляет сейчас Россия, покрытая воинскими составами, спешащими со всех сторон к нашим австро-германским границам»112. Атмосфера первых месяцев, а тем более первых дней войны захватила и Ставку. 1-я армия уже начала вторжение в Восточную Пруссию, наступление развивалось неплохо и тех, кто думал, что война затянется больше, чем на 6 месяцев, считали пессимистами. В Барано-вичах уже планировали в ближайшее время перебросить 1 -ю армию к Варшаве, чтобы после овладения Восточной Пруссией быстрее приступить к наступлению на Берлин через Силе-зию113. «Воинственный пыл и какой-то радостный подъем, охватившие в ту пору весь наш народ, могли бы послужить типичным примером массового легкомыслия в отношении самых серьезных вопросов. В то время не хотели думать о могуществе врага, о собственной неподготовленности, о разнообразных и бесчисленных жертвах, которых потребует от народа война, о потоках крови и миллионах смертей, наконец, о разного рода случайностях, которые всегда возможны и которые иногда играют решающую роль в войне»114.
   Поезд Великого князя встречали ген. Я.Жилинский, Вел. кн. Кирилл Владимирович с группой морских офице-
42

2  СТАВКА ВЕРХОВНОГО ГЛАВНОКОМАНДУЮЩЕГО
ров и несколько представителей МИДа. Один из них - Муравьев - сказал адъютанту Главнокомандующего полк. А.П.Коцебу: «Вы, солдаты, должны быть довольны, что мы устроили вам такую прекрасную войну», на что тот ответил: «Поживем и увидим, будет ли эта война такой прекрасной по окончанию»115. Но подобные настроения были пока еще исключением. По приезду Николай Николаевич вышел на платформу, где выстроились его подчиненные: «Строгим взглядом он окинул своих будущих сотрудников, быстрой походкой обошел их фронт, молча пожимая всем руки, и вернулся к себе в вагон. Немедленно затем его поезд отошел, направляясь в месторасположение Ставки. Вслед за ним двинулся туда же и наш поезд», - вспоминал Бубнов116.
   Центральной фигурой Ставки, естественно, был Главнокомандующий. Его личность, безусловно, отложила отпечаток на жизнь центральной квартиры и на то, как проводились операции на фронте. «Война требует красочных фигур, - отмечал один из первых биографов Николая Ни-колаевича-мл. и его ближайший сотрудник в Ставке Ю.НДанилов, - и влияние их на солдатскую массу и простой народ огромно. Толпа охотно награждает своих избранников всеми теми данными, в наличии которых воплощается ее представление о качествах истинного вождя. Что в том, что ее герои не всегда являются действительным отражением людей, с которых они списываются! Важно ведь, чтобы под их водительством легче было идти на страдания и смерть!»117 Крепкий, высокий, стройный и сухой 58-летний человек походил на своего отца и умел производить сильное впечатление на окружающих118. Для массового сознания высокий рост и умение расположить к себе толпу бывают иногда достаточны для того, чтобы она пошла вслед за обладателем этих качеств. Вряд ли можно отрицать правоту слов Шавельского: «За последнее царствование в России не было человека, имя которого было бы окружено
43

ГЕНЕРАЛЫ, ЛИБЕРАЛЫ И ПРЕДПРИНИМАТЕЛИ
таким ореолом и который во всей стране, особенно в низших народных слоях, пользовался бы большей известностью и популярностью, чем этот великий князь. Его популярность была легендарна... что-то неудержимо фатальное было в росте славы великого князя Николая Николаевича. За первый же год войны, гораздо более неудачной, чем счастливой, он вырос в огромного героя, несмотря на все катастрофические неудачи на фронте, перед которым преклонялись, которого превозносила, можно сказать, вся Россия»119.
   Особенно сильны были эти настроения в начале войны. Бубнов вспоминал: «Единственная надежда была на Великого князя Николая Николаевича. Его имя было у всех на устах, ему приписывалась некая чудодейственная мощь, которая благополучно выведет Россию из предстоящего ей тяжелого испытания»120. В войсках ходили легенды о его храбрости и требовательности, о том, что он посещает окопы под обстрелом противника, жестоко, но справедливо расправляется с не оправдавшими доверие генералами. «В солдатской массе он был олицетворением мужества, верности долгу и правосудия»121. Наиболее полно изложил великокняжескую легенду Ю.Н-Данилов:
   «Среди войск имя Великого Князя произносилось с редким благоговением; оно было окружено особым ореолом. Про Великого Князя ходили легендарные рассказы, рисовавшие его народным богатырем, всюду поспевавшим на помощь, всюду пресекавшим зло и водворявшим порядок. То в пылу боя глазам бойцов представлялась его характерная и тонкая фигура с открытым энергичным лицом, и его видели обходившим ряды войск в наиболее опасных местах и спасающим своими распоряжениями положение; то в артиллерии, вынужденной беспомощно умолкнуть из-за отсутствия боевых припасов, распространялся бодрящий слух о прибытии снарядов, подвезенных в поезде самим «Верховным»; то чудился он войскам, только что потерпевшим боевую неуда-
44

2, СТАВКА ВЕРХОВНОГО ГЛАВНОКОМАНДУЮЩЕГО
чу и еще не успевшим пережить горькую от этого обиду, разбирающим лично дело, чтобы успокоить честно исполнивших свой долг и жестоко покарать виновных. В рассказах этих было много вымысла, но дорого простому солдатскому сердцу. Но особенно преувеличенными являлись россказни о необузданных проявлениях у Великого Князя гнева по отношению к провинившимся начальникам»122.
   Эта картина недалека от действительности - примерно так воспринимали личность Великого князя и в тылу. В мае 1915 года ген. Ф.Ф. Палицын вспоминал о настроениях в начале войны: «Все были убеждены, что полнота власти есть у Главнокомандующего, и по России носились фантастические слухи о жестокости Великого князя, о сменах и даже побоях, наносимых им почтенным, провинившимся генералам. Простому народу эти слухи были любы, и старый извозчик в Петербурге в декабре 14 года с убеждением говорил мне: «Россию спасает; жесток, генералов бьет. Спаси его, Господи!»123 К этому можно добавить и слухи о том, что на Великого князя покушались остзейские немцы124. Совокупность этих легенд, не имевших под собой никакого основания, и была основой авторитета этого человека. «Народные массы, - как отмечал Н.Н. Головин, - стремились воплотить в нем черты любимого вождя»125. К этому можно лишь добавить, что эти черты больше говорили о массах, чем о вожде.
   Даже А.Ф. Керенский признал популярность первого Верховного, отметив среди его недостатков вполне простительные, во всяком случае, для представителя демократической оппозиции: «Ни чрезмерно деятельный Великий князь Николай Николаевич, ни глава его штаба генерал Янушкевич ничего не смыслили в вопросах внутренней политики и экономики»126. Почти дословно совпадает с этой и оценка жандармского генерала П. Курлова: «В вопросах гражданских генерал Янушкевич был так же неопытен, как и его августейший принципал»127. Совершенно противоположенный и Ке-
45

ГЕНЕРАЛЫ, ЛИБЕРАЛЫ И ПРЕДПРИНИМАТЕЛИ
ренскому, и Курлову по своим пристрастиям эмигрантский историк дал Великому князю весьма близкую характеристику: «Порывистый и чрезвычайно резкий, Великий князь производил впечатление человека волевого. Но впечатление это было чисто внешнее: ему как раз недоставало именно силы воли, и он всецело находился во все времена во власти своего окружения... Великий князь был знатоком конницы, дилетантом в стратегии и совершенным профаном в политике»128.
   Судя по всему, в последней области Николай Николаевич действительно разбирался плохо. Необходимо отметить еще одно качество славы Главнокомандующего: «...когда на фронте начинали обвинять Ставку, великого князя всегда исключали из числа обвиняемых, во всем винили его помощников. В глазах и Ставки, и фронта великий князь, даже и после оставления им должности Верховного, оставался рыцарем без страха и упрека»129. «Управление войсками, -отмечает Людендорф, - требует воли и предвидения, но оно требует также господства над огромным армейским организмом, которое может быть достигнуто и удержано только путем железной работы. Необходимо еще большее - это понимание психики войск и особенностей противника. Этого уже работой достигнуть нельзя; такое понимание, как и бесконечно многое другое, зависит исключительно от личности. Знание невесомых элементов возрастает с величиной задач. Доверие и вера в победу связывают вождей и войско»130.
   Николай Николаевич-мл. не отличался особой работоспособностью, волей и предвидением, но тем не менее он пользовался доверием солдат. Даже после Февральской революции он не потерял своей популярности. По приезду в Могилев 24 марта 1917 года он был очень хорошо встречен войсками и населением, и это все происходило на фоне далеко не благоприятного отношения к членам императорской фамилии131. Генбери-Вилльямс вспоминает, что когда в 1917 году в Ставку пришла телеграмма об отстранении Николая Николаевича от командования, местный комитет же-
46

^__ 2  СТАВКА ВЕРХОВНОГО ГЛАВНОКОМАНДУЮЩЕГО
лезнодорожников даже организовал забастовку протеста, требуя вернуть его на пост Главнокомандующего132.
   «Он честен и умен и безусловно обладает сильным характером»,- отметил в своем дневнике Нокс133. Довольно высоко оценил первого Верховного Главнокомандующего А. А. Брусилов: «По моему мнению, в это время лучшего верховного главнокомандующего найти было нельзя... Это - человек, несомненно, всецело преданный военному делу и теоретически и практически знавший и любивший военное ремесло... По натуре своей он был страшно горяч и нетерпелив, но с годами успокоился и уравновесился. Назначение его верховным главнокомандующим вызвало всеобщее удовлетворение в армии. Войска верили в него и боялись его. Все знали, что отданные им приказания должны быть исполнены, что отмене они не подлежат и никаких колебаний не будет»134.
   Высоко оценивал Николая Николаевича-мл. противник. Пауль фон Гинденбург, познакомившийся с ним в 1897 году на кайзерманеврах, довольно высоко оценивал его полководческие способности135. ЭЛюдендорф считал: «Великий князь был настоящим солдатом и полководцем»136. Общим для немцев местом было и то, что они видели в нем главу партии войны, в отличие от императора, который, по их мнению, был более настроен в пользу сепаратного мира137. В этих заблуждениях высшее военное руководство второго рейха было едино с русскими либералами. С самого начала войны Верховный Главнокомандующий стал символом готовности довести ее до победного конца.
   Примерно такую же характеристику дали Главнокомандующему и Ллойд-Джордж: «Великий князь Николай, командовавший русской армией, был хорошим солдатом и честным человеком. Он считал, что его коллеги и товарищи по армии были столь же честны»1'8. Близок Брусилову в своей, как всегда, несколько высокомерной оценке Главнокомандующего А.А.Игнатьев: «Каким бы самодуром ни был Нико-
47

ГЕНЕРАЛЫ, ЛИБЕРАЛЫ И ПРЕДПРИНИМАТЕЛИ
лай Николаевич, какими бы ничтожествами после потери своего бесценного сотрудника Палицына он себя ни окружал, все же этот породистый великан (рост: 2,08 метра. -А.О.) был истинно военным человеком, имевшим большой авторитет в глазах офицерства, импонировавшим войскам уже одной своей выправкой и гордой осанкой»139.
   Эти слова Игнатьева почти полностью совпадают с описанием Великого князя французским офицером, посетившим Ставку в составе миссии генерала По в марте 1915 года140 , и английским военным журналистом, приехавшим в Барановичи в самом начале войны141. Значение облика командующего, конечно, велико, но у него были и другие качества, которые должны были вызывать симпатии офицеров, особенно строевых: «Николай Николаевич требовал строгой и справедливой дисциплины в войсках, заботился о нуждах солдата, усиленно следил за тем, чтобы не было за-силия штабов над строевым элементом, не жалел наград для строевых работников, был скуп относительно награждений штабных и тыловых деятелей, строго запрещая награждать их боевыми отличиями. Я считал его отличным главнокомандующим»142.
   Практически никто из служивших под командой Николая Николаевича не вспоминает о его самодурстве. Довольно типичным описанием его характера можно считать следующие слова Кондзеровского: «Могу сказать, что мы, не стоявшие в постоянной близости к Верховному, очень редко видели такие проявления нервных вспышек и горячности»143. Несколько по-другому его оценивает Самойло: «Николай Николаевич не возбуждал в армии особенно дурного о себе мнения. Но и похвалы, расточавшиеся в его адрес официально прессой, о его воле, энергии и прочем, к сожалению, не соответствовали действительности. Для нас, постоянно с ним связанным по службе, он был человеком бесхарактерным, всецело шедшим на поводу у Янушкевича, Данилова и других. Никакой отваги (приписываемой ему в английской
48

2  СТАВКА ВЕРХОВНОГО ГЛАВНОКОМАНДУЮЩЕГО
печати) он не проявлял»144. Самойло, конечно, не прав в оценке популярности Николая Николаевича, но во всем остальном он, скорее всего, был недалек от истины.
   Великий князь имел репутацию вспыльчивого человека, но за 13 месяцев в Ставке проявил это качество лишь раз в отношении заснувшего на дежурстве младшего офицера145. Слухи о его жесткости в отношении той части генералитета, которая не оправдала предвоенных надежд, не соответствовали действительности. На деле имели место единичные увольнения. Для сравнения, Жоффр получив права Главнокомандующего, в первые месяцы войны очистил французскую армию от балласта, уволив по служебному несоответствию 2 командующих армиями, 7 командующих корпусами, 24 начальников дивизий, всего до 30% всего высшего командного состава армии146. Масштабы этой меры безусловно были вызваны французской спецификой, слишком сильным влиянием общества на чинопроизводство перед войной, но ее положительные последствия вскоре дали о себе знать.
   Ничего подобного в русской армии сделано не было. «Замена начальствующих лиц, - признавал Данилов, -производилась и у нас, но едва ли не с излишнею, в некоторых случаях, нерешительностью и снисходительностью»147. Может быть, это было связано и со следующей чертой характера ее первого Главнокомандующего: «Великий князь был тверд в своих симпатиях и дружбе. Если кто, служа под его начальством или при нем, заслужил его доверие, обратил на себя его внимание, то великий князь уже оставался его защитником и покровителем навсегда. В этом отношении он был совершенно противоположен Государю... От «своих» он никогда не отворачивался и упорно защищал тогда, когда они оказывались недостойными защиты»148.
   Твердость духа и сила воли Главнокомандующего также были несколько преувеличены. Такой благорасположенный
49

ГЕНЕРАЛЫ, ЛИБЕРАЛЫ И ПРЕДПРИНИМАТЕЛИ
к Главнокомандующему мемуарист, как Шавельский, приводит несколько примеров, подтверждающих правоту слов Са-мойло. Главнокомандующий никогда не появлялся на линии огня, не был даже далее ставок Главнокомандующих, в мелочах и в крупном оберегал свой покой и здоровье, даже на автомобиле никогда не ездил со скоростью, превышающей 25 верст в час, «при больших несчастьях он или впадал в панику, или бросался плыть по течению, как это не раз случалось во время войны и в начале революции»149.
   Справедливости ради необходимо отметить, что существует и другое объяснение поведения Николая Николаеви-ча-ст. Бубнов считает, что Великий князь не общался с представителями «общественности» и не посещал фронта для того, чтобы избежать подозрений императора и чтобы его не могли упрекнуть в том, что он намеренно ищет популярности150. Безусловно, это объяснение вполне применимо по отношению к встречам с «общественностью», но посещение фронта совершенно другое дело. В целом создается впечатление большей достоверности информации воспоминаний Шавельского. П.К.Кондзеровский отмечал, что Николай Николаевич высоко ценил Шавельского, «с которым вообще был близок, а в тяжелые минуты особенно любил искать у него утешения, открывая свою душу»151. Сложные взаимоотношения между Верховным Главнокомандующим, Военным министром и императором чрезвычайно важны для понимания проблем внутренней политики воюющей России.
   21 сентября 1914 года в Ставку впервые приехал Николай П. «...Поехал в действующую армию. Давнишнее мое желание отправиться туда поближе, - отмечал он в своем дневнике, - осуществилось, хотя грустно было покидать свою родную семью!»152 В этот раз визит был краткосрочным -всего три дня - и согласованным с Верховным Главнокомандующим. Эти приезды вскоре стали довольно частым явлением. С появлением императора распорядок дня в штабе
50

2  СТАВКА ВЕРХОВНОГО ГЛАВНОКОМАНДУЮЩЕГО
Верховного не менялся, внешне его присутствие выдавал только синий императорский поезд на путях и присутствие на докладах Начальника Штаба153. Правда, каждый раз в эти дни резко ужесточался режим безопасности. Царский поезд в Барановичах прикрывали три линии охраны - верховые, пешие казаки и жандармы154.
   В свой первый приезд Николай II наградил Великого князя орденом св. Георгия 3-й ст., генералов Янушкевича и Данилова - орденами св. Георгия 4-й ст., произвел Рузского в генерал-адъютанты, принял военных представителей союзников, после чего вместе с Верховным отправился в Брест-Литовск. Здесь он провел награждение чинов штаба Юго-Западного фронта во главе с ген. Н.И.Ивановым. Далее император отправился по маршруту Осовец-Бело-сток-Вильна на автомобиле, сопровождаемый только Военным министром ген. Сухомлиновым155. Каждый приезд Николая И не мог не быть для Верховного Главнокомандующего напоминанием о возможном отстранении с занимаемого им поста. Укрепить свое положение он мог только победами. И не только над внешним врагом.
   Образ человека, ставшего во главе Вооруженных сил Империи, хотя и совершенно не соответствовал действительности, играл вполне реальную роль в политике страны. Трудно отрицать справедливость слов Сухомлинова, сказанных в адрес Николая Николаевича: «Лично далеко не храбрый человек, предпочитал работу за кулисами и становился, таким образом, безответственным перед общественным мнением»156. Но именно этот человек воплотил в себе образ общественного идеала руководителя страны во время войны, сконцентрированный в легенде о волевом Главнокомандующем запрос на диктатора. Даже неудачи мало отражались на его популярности, они «скорее порождали мысль в обществе и в высших кругах, что, при условии неограниченности его полномочий, успехов было бы больше»157. Особую роль здесь сыграли события на Юго-Западном фронте. Уже
51

ГЕНЕРАЛЫ, ЛИБЕРАЛЫ И ПРЕДПРИНИМАТЕЛИ
в 1914 году победы в Галиции имели большое значение для положения на «Домашнем фронте». По словам Джунковского, взятие Львова и Галича смягчили удручающее впечатление от самсоновской катастрофы: «Эти две блестяще одержанные победы заставили немного забыть Сольдау»158.
   Локкарт вспоминал: «Падение Львова смягчило суровое поражение под Танненбергом... Танненберг, на самом деле, был прелюдией к русской революции. Это было письмо надежды к Ленину»159. Взятие в 1915 году Перемышля относительно малыми силами и при незначительных потерях было важной моральной победой. «9 марта Перемышль сдался, и сразу наше положение на фронте в Карпатах стало легче, - вспоминал Брусилов. - По всему нашему фронту выставили плакаты о сдаче Перемышля»160. Император в этот день был в Ставке. Первым новость о победе ему сообщил Николай Николаевич. «После утреннего доклада вернулся к себе и начал письмо Алике, - записал в своем дневнике 9 марта Николай II, - как вдруг Николаша ворвался ко мне и объявил радостную весть о падении Перемышля!»161 Днем в походной церкви состоялся благодарственный молебен. Настроение у всех было приподнятое. Верховный Главнокомандующий получил орден Св. Георгия 2-й ст162.
   На следующий день Николай II отправился в Царское Село. Утром 10 марта 1915 года новость о Перемышле была получена в Петербурге. В нее сначала не поверили, но в три часа дня пришло подтверждение и несмотря на сильный снег, улицы столицы заполнили ликующие люди с национальными флагами и портретами императора163. 12 марта 1915 года при Земского съезда Николай Николаевич был удостоен названия «славного былинного богатыря»164.
   Именно он был инициатором поездки императора в Галицию. 5 апреля 1915 года император приехал в Баранови-чи. Летом-осенью 1914 года он неоднократно совершал поездки по прифронтовой полосе и стране, ни разу не выезжая за пределы Империи. Данилов в своей работе,
52

2  СТАВКА ВЕРХОВНОГО ГЛАВНОКОМАНДУЮЩЕГО
посвященной Николаю Николаевичу, старательно убеждает, что инициатором этой поездки были придворные круги: «Очевидно, что в простом посещении русских войск, находящихся на боевом фронте, их Верховным Главой - Императором Всероссийским не могло встретиться никаких особых препятствий, кроме заботы о личной безопасности Монарха. Но некоторыми кругами посещению Императором Николаем завоеванного края имелось в виду придать характер более внушительного акта, которым как бы закреплялось стремление России к будущему присоединению к ней Галичины. Поездка такого рода могла вызывать уже сомнения политического свойства»165.
   Правда состоит лишь в том, что Великий князь действительно неоднократно выступал против поездок императора на те участки фронта, которые считал опасными, например, в Осовец. Конечно, Николай II далеко не всегда прислушивался к такого рода советам, но все же ни разу выезжал за пределы Империи. Даже посещая Сарыкамыш он сделал смотр войскам на самой границе166.
   В то же самое время кайзер неоднократно посещает свою армию в ближайшей прифронтовой полосе, выезжая за границы Германии. Его сын, кронпринц Вильгельм, командовал 5-й германской армией во Франции. Король бельгийцев Альберт I, король Сербии Петр I и принц-регент Александр постоянно находились с армиями. Фронт несколько раз посещал президент Франции. В декабре 1914 года, впервые со времен Георга II (1727-1760), Британию с целью посещения театра боевых действий покинул ее монарх. Король Георг V, сопровождаемый принцем Уэлльским, посетил наиболее опасный участок фронта, удерживаемого английской армией - Ипр. Визит проходил во время тяжелых боев и безусловно оказал самое положительное влияние на моральное состояние армии167.
   Все это должно было подталкивать императора к какому-нибудь действию, которое продемонстрировало бы бо-
53

ГЕНЕРАЛЫ, ЛИБЕРАЛЫ И ПРЕДПРИНИМАТЕЛИ
лее тесную связь армии и монарха. Галиция давно привлекала к себе внимание Николая II. Это естественно. На Юго-Западном фронте русская армия достигла значительных успехов, кроме того, идея освобождения «подъяремной Руси» была традиционной для значительной части русской военно-политической элиты. 28 марта император впервые встречается с галицийцами - это были сельские учителя и учительницы, певшие за обедней. 15 апреля он принял военного губернатора Галиции генерал-лейтенанта гр. Г. А. Боб-ринского168. Но окончательное решение было принято именно в Барановичах.
   В планах императора было посещение штаба Северо-Западного фронта в Седлице и встреча с М.В. Алексеевым. Но генерала не было в штабе, а участок железной дороги от Вильно подвергался налетам немецкой авиации. В результате утром 5 апреля императорский поезд прибыл в Барано-вичи. После этого посещения Ставки были запланированы визиты в Одессу, Николаев, Севастополь, Орел и Тверь. Однако 18 апреля все изменилось. Джунковский отмечал: «В этот день решилась поездка Государя в Галицию. Кому первому пришла в голову эта мысль, я не знаю»169. По свидетельству Воейкова, это была инициатива Верховного и Николай II уступил, хотя и считал посещение этой недавно завоеванной территории преждевременной170.
   Это свидетельство подтверждается и письмом самого императора. После доклада и молебна к нему подошел Верховный 1.1.пшокомандующий: «Он (т. е. Николай Николае-вич-мл. -АО.) предложил мне поскорее съездить во Львов и Перемышль, так как в Галиции потом придется принять некоторые меры. То же самое говорил мне и Бобринский (последняя встреча Г. А. Бобринского с Николаем II - 15 апреля 1915. -АО.) несколько дней тому назад. Меня будет сопровождать Н<иколай>, так как это мое первое посещение завоеванного края. Разумеется, оно на этот раз будет очень кратковременно,   обе  тамошние  железные  дороги   забиты
54

2  СТАВКА ВЕРХОВНОГО ГЛАВНОКОМАНДУЮЩЕГО
поездами. После этого я повидаю Иванова и Алексеева и буду продолжать свою поездку на юг»171. Джунковский вспоминал, что попытки дворцового коменданта Воейкова противостоять этому проекту Великого князя вызвали невиданное раздражение Главнокомандующего, «который напомнил ему (т. е. Воейкову. -АО.), что в Ставке он хозяин и не позволит никому вмешиваться в его распоряжения»172. Возможно, что в подготовке поездки принял определенное участие и командующий фронтом Н.И.Иванов173 , но мнение о том, что именно он был ее инициатором, явно не выдерживает критики.
   В дело пыталась вмешаться и Александра Федоровна, удивленная изменением первоначальных планов поездок своего мужа. Николаю Николаевичу она не доверяла, а поездку в Галицию считала преждевременной. Уже на следующий день, 6 апреля она уговаривала императора отказаться от этой поездки, между прочим, ссылаясь на мнение Распутина. В худшем случае она просила мужа оставить Верховного в Ставке и ехать одному. Однако все эти уговоры были безрезультатными, и уже 9 апреля она сообщила: «Друг», то есть Распутин, благословил поездку174. Впрочем, император отправился в Галицию уже вечером 8 апреля, после совещания в Ставке, в котором, кроме него и Великого князя, участвовали Кривошеий и Янушкевич175. События показали, что позиция противников поездки была более верной, а воля Великого князя - более сильной. Положение на Юго-Западном фронте в апреле 1915 года, когда состоялась эта поездка, было весьма тяжелым. «Калейдоскоп впечатлений и чудная радостная весенняя погода не способствовали сосредоточению внимания на серьезных предметах, - отмечал ген. Ю.НДанилов, - и на внимательном изучении создавшегося положения. Все показанное говорило за движение вперед и только вперед, без сомнений и оглядки»176. Возможно, что так считали и не все, но никто и не протестовал.
55

ГЕНЕРАЛЫ, ЛИБЕРАЛЫ И ПРЕДПРИНИМАТЕЛИ
«Я находил эту поездку хуже чем несвоевременной, прямо глупой, - вспоминал А.А. Брусилов, - и нельзя не поставить ее в вину бывшему тогда верховному главнокомандующему Великому князю Николаю Николаевичу... Я относился к ней совершенно отрицательно по следующим причинам: всем хорошо известно, что подобные поездки царя отнимали внимание не только начальствующих лиц, но и частей войск от боевых действий; во-вторых, это вносило некоторый сумбур в нашу боевую работу; в-третьих, Галиция нами была завоевана, но мы ее еще отнюдь не закрепили за собой, а неизбежные речи по поводу этого приезда царя, депутации от населения и ответные речи самого царя давали нашей политике в Галиции то направление, которое могло быть уместно лишь в том крае, которым мы овладели бы окончательно. А тут совершалась поездка с известными тенденциями накануне удара, который готовился нашим противником, без всякой помехи с нашей стороны, в течение двух месяцев. Кроме того, я считал лично Николая II человеком чрезвычайно незадачливым, которого преследовали неудачи в течение всего его царствования, к чему бы он ни приложил своей руки. У меня было как бы предчувствие, что эта поездка предвещает нам тяжелую катастрофу»177. И, хотя Брусилов вполне заслуженно пользовался репутацией политического хамелеона, в его словах содержится немало истины, особенно в оценки невезения императора. Такой же несвоевременной считал эту поездку и Родзянко, который, судя по его воспоминаниям, предвидел все, даже оставление в ближайшем будущем Галиции: «Мне это посещение казалось несвоевременным, и я в душе осуждал Великого князя Николая Николаевича»178.
   Тем не менее Председатель Государственной Думы и сам отправился приблизительно в то же время в Галицию, проведя там в поездке около месяца179. Оценки своевременности визита императора, данные в позднейших мемуарах, как мне представля-
56

2  СТАВКА ВЕРХОВНОГО ГЛАВНОКОМАНДУЮЩЕГО
ется, свидетельствуют не столько о предвидении или политической позиции их авторов, сколько о силе шока, который испытало вскоре русское общество. События, которые после приезда императора в Галицию произошли в районе Карпат, нанесли серьезный удар по авторитету верховной власти - естественным было желание дистанционироваться от них.
   Однако Николаю Николаевичу нужна была эта поездка, в которой он мог бы продемонстрировать монарху плоды победы, после которой Главнокомандующему было бы легче требовать изменений в правительстве Империи, а Николаю И было бы труднее отказывать на эти просьбы. Поездка началась на пограничной станции Броды, куда утром 22 апреля прибыл император. Здесь его ждал Великий князь со свитой, Начальником штаба и генерал-квартирмейстером. Расстояние приблизительно в 100 километров до Львова они проделали на автомобилях. Их сопровождали Великие князья Петр Николаевич, Александр Михайлович и принц Петр Ольденбургский. На въезде в город их встретила хлебом-солью «жиденькая делегация» представителей местной общественности, подобранной генерал-губернатором Боб-ринским. С самого начала поездка начала принимать форму политической акции, а не простого посещения войск180.
   Власти постарались придать визиту Николая II и Николая Николаевича триумфальный характер, особенно в самом Львове. «Им готовили торжественную встречу, - вспоминал бывший в это время в городе Родзянко, - строили арки, украшали город гирляндами и флагами»181. Императору Львов понравился, он уделил ему место и в письме жене: «Очень красивый город, немножко напоминает Варшаву, пропасть садов и памятников, полный войск и русских людей»182; и в дневнике: «Город производит очень хорошее впечатление, напоминает в небольшом виде Варшаву, но с русским населением на улицах»183. «Встреча Государя во Львове, занятом в то время нашими войсками, - отмечал ген.-м. ДДубенский, - произошла торжественно, как будто этот город никогда не был австрий-
57

ГЕНЕРАЛЫ, ЛИБЕРАЛЫ И ПРЕДПРИНИМАТЕЛИ
ским городом»184. Менее сановитый очевидец вспоминал, как выглядела в это время столица Восточной Галиции: «Русифицированный Львов распластывается с холопской угодливостью. Городовые, газетные киоски, гостиничные лакеи плещут избытком патриотической ретивости. Улицы переполнены полицейскими, матерной бранью и русскими факторами*. На вывесках - полотняные ленты с выразительными надписями: «Петроградский базар», «Киевская кофейня»... Мальчишки бойко выкрикивают названия русских газет. Много погон, аксельбантов и звякающих шпор. Много автомобилей и шелка. Всюду - искательные слова и зазывающие улыбки»185.
   Император по приезде проследовал на молебен в манеж, превращенный в военную церковь на 10 тысяч человек, а потом на балконе генерал-губернаторского дворца сказал короткую речь «крестьянам, пришедшим из окрестностей». Это была декларация воссоединения «подъяремной Руси», то есть Восточной Галиции, с Россией. Она была перепечатана почти во всех центральных газетах. После речи император принял парад почетного караула, на правом фланге войск шли Николай Николаевич, Янушкевич, Бобринский. Во дворце был проведен прием, обед и раут, на которых в основном присутствовали военные. Бобринский получил погоны генерал-адъютанта, Николай Николаевич - наградную шашку с надписью «За освобождение Червонной Руси».
   Проведя ночь во дворце, как он не без удовольствия писал, на кровати Франца-Иосифа, Николай II отправился дальше. На следующий день он принял доклад о положении на фронте и отбыл из города186. По пути из Львова император вместе с Верховным Главнокомандующим посетили штаб 8-й армии в Самборе. При встрече «обожаемого монарха» АА Брусилов, очевидно, под впечатлением достижений Верховного Главнокомандующего во Львове, решил не упустить шанс и также продемонстрировать свои достижения. Подобная манера во-
' Фактор - комиссионер, перекупщик. Прим. ред.
58

2   СТАВКА ВЕРХОВНОГО ГЛАВНОКОМАНДУЮЩЕГО
обще была свойственна этому очень одаренному и честолюбивому человеку - при достижении поставленных перед собой целей он часто бросался в крайности. Алексеев еще во время пребывания на Юго-Западном фронте и позже заметил противоречивую природу своего подчиненного:
«Пока счастье на нашей стороне, пока оно дарит своею улыбкой, Брусилов смел, а больше самонадеян. Он рвется вперед, не задумываясь над общим положением дел. Он не прочь, в особенности в присутствии постороннего слушателя, пустить пыль в глаза и бросить упрек своему начальству, что он готов и наступать, побеждать, а начальник не дает разрешения и средств. И себе имя составляется, и начальник взят под подозрение, в смысле способностей, порыва вперед. Однажды Николай Иудович Иванов получил такое сведение и запросом поставил Брусилова в довольно неловкое положение, пришлось отречься в том, что такой разговор был»187.
   В.Н. фон Дрейер, служивший под командованием Брусилова, в своих воспоминаниях дал очень схожую характеристику этому генералу: «Этот жилистый человек, жокейской складки, черствый с подчиненными, был необычайно ласков с начальством и особенно в милости у самого инспектора кавалерии, Великого Князя Николая Николаевича. Благодаря Великому Князю он прямо из школы (офицерской кавалерийской. - АО.) получил в командование 2-ую гвардейскую дивизию, не служа никогда в гвардии. Его там не любили и даже презирали, так как он был единственным офицером русской армии, который однажды, в припадке верноподданнических чувств, поцеловал руку не то у Государя, не то у самого Инспектора Кавалерии»188.
   Во время встречи в Самборе Брусилов проявил практически все из перечисленных Алексеевым и Дрейером недостатков. Император принял доклад командующего армией, обнял и трижды поцеловал его. В ответ на это Брусилов поцеловал руку Николая И. В почетный караул с фронта была
59

ГЕНЕРАЛЫ, ЛИБЕРАЛЫ И ПРЕДПРИНИМАТЕЛИ
вызвана 1-я рота 1б-го стрелкового императора Александра III полка знаменитой 4-й стрелковой «Железной» бригады. Шефом полка был сам Николай И. Он был рад встрече с «моей чудной ротой»189. Действительно, рота была великолепной, незадолго до вызова в Самбор она вела бой с двумя немецкими батальонами. После обхода почетного караула по докладу Николая Николаевича-мл. вся рота была награждена солдатскими Георгиевскими крестами, а ее командир - прапорщик Шульгин сразу получил кресты 1-й, 2-й и 3-й степени190.
   Однако подъема духа у солдат не последовало. Деникин вспоминал: «Государь... отличался застенчивостью и не умел говорить с войсками. Может быть, этим обстоятельством объясняется небольшая его популярность в широких массах... Рота вернулась награжденной, но мало что могла рассказать товарищам. Слова живого не было»191. На торжественном обеде, во время которого за успехи своей армии и умелую демонстрацию своей личной лояльности командующий 8-й армии был произведен в генерал-адъютанты, Брусилов начал горячо «благодарить Его Величество и вновь он поцеловал руку Царя»192.
   Вслед за этим император и Великий князь провели Высочайший смотр III Кавказскому корпусу ген. Ирманова. «Надо сказать, - вспоминал командующий 8-й армией, - что царь не умел обращаться с войсками, говорить с ними. Он и тут, как всегда, был в некоторой нерешительности и не находил тех слов, которые могли привлечь к нему души человеческие и поднять дух. Он был снисходителен, старался выполнять свои обязанности верховного вождя армии, но должен признать, что это удавалось ему плохо, несмотря на то, что в то время слово «царь» имело еще магическое влияние на солдат»193. После смотра Николай II отправился в Пе-ремышль. Здесь встречу организовывал комендант крепости ген. Артамонов. «Всей русской армии, - вспоминал Данилов, - хорошо были известны исключительные спо-
60

2  СТАВКА ВЕРХОВНОГО ГЛАВНОКОМАНДУЮЩЕГО
собности названного генерала «втирать в глаза очки», как у нас говорили»194. Император и Великий князь посетили ряд фортов, взорванные перед капитуляцией склады. Демонстрировались трофеи, произносились речи и т.п. На Николая И встреча подействовала. 10 апреля он подвел итог первому дню пребывания в крепости: «Итак, я попал в Перемышль, по милости Божией, через месяц и два дня после его падения. Масса сильных впечатлений»195. На следующий день осмотр фортов и трофеев продолжился. Завершив эту часть визита, Николай II отправился во Львов на автомобиле. В тот же день он отправился на поезде по планируемому ранее маршруту Одесса-Севастополь-Тверь-Царское Село. «Впечатление от поездки в Галицию было чудное, - вспоминал Джунковский. -Государь был бодр и остался всем доволен. Верховный главнокомандующий тоже. Осталось впечатление, что Галиция закреплена за нами навсегда, никто не допускал мысли, что мы все это отдадим так скоро»196.
   Не чурался Великий князь и других форм околоправительственной интриги. Поездка императора в Галицию была только одной из страниц этой борьбы. Главнокомандующий лично сопровождал монарха, а по возвращению последнего в Барановичи, а это произошло накануне дня рождения Николая II, 5 мая 1915 года, началось наступление Николая Николаевича на его противников в правительстве. Оно совпало с событиями в Галиции, откуда только что вернулся император. 1-6 мая произошел германо-австрийский прорыв под Горлицей-Тарновым. Потери нашей армии были чрезвычайно тяжелыми, германская армия наступала со средним темпом 10 км. в сутки197. Так как пребывание императора в Галиции сопровождалось заявлениями о «нераздельной Руси», сложное военное положение фронта усугубилось необходимостью для его командования учитывать политическое последствие своих действий.
   А.И.Верховский вспоминал: «Туда, где вступила нога «венценосца», войска Иванова не могли допустить прихода
61

ГЕНЕРАЛЫ, ЛИБЕРАЛЫ И ПРЕДПРИНИМАТЕЛИ
врага, и командование провозгласило лозунг: «Ни пяди земли неприятелю». Он был всецело поддержан главнокомандующим, мечтавшим о наступлении на Вену»198. В действиях Николая Николаевича не было ничего необычного, успехи на фронте он приписывал исключительно себе, поражения - тем, кого он считал своими противниками. Трудно удержаться от мысли о том, что эта операция Верховного Главнокомандующего на «домашнем фронте» была подготовлена лучше, чем иные наступления на врага внешнего. В первые дни австро-германского наступления под Горлицей в Ставку приехал М. В. Родзянко. Его целью было добиться от Николая Николаевича поддержки для создания Особого Совещания по снабжению.армии, в состав которого должны были войти и представители общественности. Настроение в Ставке, по словам Председателя Думы, было подавленным. Было уже ясно, что наступление в Карпатах провалилось. Родзянко уговаривал Великого князя «не только говорить, но и требовать» изменений в правительстве, имея в виду Маклакова, Саблера, Щегловитова и Сухомлинова199.
   Председатель Думы паниковал, и своими рассказами о положении дел на фронте наводил панику на думцев. Представителям цензовой общественности нужна была жертва. Глава Думской канцелярии отмечал: «Бывший недавний друг Родзянко Сухомлинов весьма скоро впал в немилость у Род-зянки»200. Николай Николаевич и сам поддерживал такого рода планы и воспользовался для их реализации приездом Николая II в Барановичи. Это, безусловно, никак не способствовало нормальной работе Ставки, равнявшейся на своего главу. 3 мая 1915 года Ф.Ф.Палицын записал в своем дневнике: «Живя здесь (т.е. в Барановичах. - А.О.~) несколько дней, соприкасаясь с верхами Штаба и Генеральным Штабом, не вижу влияния Генерального Штаба в Ставке; не вижу такового и на местах. Есть канцелярии, но это инструмент для ведения борьбы негодный. Военная работа, сосредоточенная в Генеральном Штабе, есть работа людей, делающих одно
62

2  СТАВКА ВЕРХОВНОГО ГЛАВНОКОМАНДУЮЩЕГО
дело, совместно заботящихся об его осуществлении, устраняющих препятствия, заботящихся об удовлетворении нужд и предвидящих их. Это не работа канцелярии, ожидающей входящей, а дружная работа людей, руководимых своим начальником штаба, который должен быть живым центром этой созидательной работы»201. Но созидательной работы в Барановичах в это время не было - в Ставке метались из стороны в сторону и все более обращали внимание на положение в глубоком тылу.
   «В этот приезд Царя заметно стало стремление чинов Ставки к вмешательству в дела внутреннего управления»,-вспоминал Воейков202. Николай Николаевич-мл. рассказывал о том, что все спокойно, генерал-квартирмейстер Данилов заявлял, что моральное состояние войск по-прежнему на высоком уровне и вся проблема сводится к отсутствию снарядов. Настроение самого высшего командования плохо соответствовало этим радужным оценкам. Начальник штаба Юго-Западного фронта ген. Драгомиров готовился отступать до Киева, не лучшим образом выглядел и сам Верховный. Николай II так описывает доклад Николая Николаеви-ча-мл. о положении на фронте: «Бедный Н<иколай>, рассказывая мне все это, плакал в моем кабинете и даже спросил меня, не думаю ли я заменить его более способным человеком»203.
   Император счел необходимым поддержать Главковерха. Под влиянием Верховного 5 июня 1915 года с поста Министра внутренних дел был снят НА Маклаков и заменен кн. Н.Б.Щербатовым, занимавшим до этого должность главноуправляющего государственным коннозаводством. Главнокомандующий просил Николая II уволить также и В.А. Сухомлинова, Министра юстиции Н. Щегловитого, обер-прокурора Святейшего Синода В.КСаблера204.
   6 мая на должность Главноначальствующего в Москве был назначен кн. Ф.Ф. Юсупов205. Это был кульминационный момент борьбы, которая не была простым столкновением
63

ГЕНЕРАЛЫ, ЛИБЕРАЛЫ И ПРЕДПРИНИМАТЕЛИ
двух высших офицеров. М.Матитиаху считает: «Это был политический конфликт, в котором Императорский Двор, правительство, Дума, и политические партии боролись друг против друга. Армия, высшее командование и генштабисты были глубоко вовлечены в этот огромный политический конфликт»206.
   Еще 1 января 1915 года был отдан приказ по созданию Особой распорядительной комиссии по артиллерийской части, которую возглавил по представлению Николая Николаеви-ча-мл. Вел .кн. Сергей Михайлович, помощником его стал ген.-лейт. А.А. Маниковский. Инициатором создания комиссии была Ставка, по ее планам руководителем комиссии должен был стать Маниковский, но ввиду сопротивления Сергея Михайловича пришли именно к такому решению. Генерал-инспектор артиллерии не был здоров и не мог активно работать в своем ведомстве207. Тем не менее положение об этой комиссии было рассмотрено Военным Советом 12 февраля и Высочайше утверждено 15 февраля. Комиссия должна была способствовать преодолению кризиса в снабжении артиллерии. Фактически эти вопросы были изъяты из ведения Военного министра. Комиссия подчинялась непосредственно Верховному Главнокомандующему. Кроме того, Николай Николаевич протежировал Земскому и Городскому Союзам, он испросил для них практически неограниченный кредит. Все эти просьбы вскоре были удовлетворены. «Прошло немного времени, -вспоминал П. Курлов, - и к чувству патриотизма начали примешиваться эгоистические побуждения, и, что еще хуже, помощь героям войны стала постепенно превращаться в средство для борьбы с правительством»208.
   13 мая император покинул Ставку, отправившись в Царское Село. Таково было единственное в 1915 году удачное наступление Великого князя. Его результаты были закреплены 14 мая 1915 года, когда начало функционировать Особое Совещание по обороне, дублировавшее деятельность комиссии под руководством Сергея Михайловича. Последний
64

2  СТАВКА ВЕРХОВНОГО ГЛАВНОКОМАНДУЮЩЕГО
уехал лечиться в Севастополь, в его отсутствие комиссию возглавил ген. Маниковский. 27 мая он, несмотря на свой категорический протест, был назначен на пост начальника Главного Артиллерийского Управления вместо генерала Д.Д.Кузьмина-Караваева. Он был хорошим специалистом, сделавшим все, что от него зависело, для выполнения норм, намеченных комиссией Поливанова в 1910 году, но негативным качеством Кузьмина-Караваева была его неторопливость, недопустимая во время войны209. Инициатором создания ОСО был Родзянко, предложивший эту идею Верховному Главнокомандующему во время посещения Ставки. В начале мая 1915 года он посетил Барановичи вместе со своими единомышленниками - банкирами и предпринимателями В.П.Литвиновым-Фалинским, А.И.Вышне-градским и А.И. Путиловым и получил возможность сделать доклад о предлагаемом новом органе по организации работы промышленности императору210. В состав нового ОСО вошли председатель Государственной Думы, по четыре члена от Государственной Думы и Государственного Совета, торговли и промышленности (все - по Высочайшему назначению), а также представители министерств: морского, финансов, путей сообщения, торговли и промышленности, государственного контроля и Военного министерства. ОСО подчинялось императору211.
   В Особом совещании председательствовал Сухомлинов, но, в общем, эта мера обострила противоречия между Верховным Главнокомандующим и Военным министром, так как первый стремился к полному подчинению тыла армии в широком понимании этого слова себе. Николай И, уступавший в Барановичах одному, а в Петрограде второму, так как каждый из них убеждал императора в том, что предлагаемые меры усилят армию, прибегал к паллиативным решениям, которые реально лишь ухудшали дело. В мае 1915 года на съезде представителей промышленности и торговли провозглашается идея создания Военно-промышленных
65

No comments:

Post a Comment